Нил Гейман - Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси
– Вы одна тут живете?
Достав из лежащей на стойке пачки сигарету, она прикурила от спички.
– А вам какое дело? – спросила она. – Вы ведь на ночь не останетесь, так?
Тень покачал головой.
– Гостиница у подножия холма, – сказала она. – Пропустить невозможно. Спасибо, что проводили меня до дома.
Пожелав ей доброй ночи. Тень вышел в лавандовую ночь. Постоял немного, озадаченно глядя на луну над морем. Потом спустился с холма и вышел к гостинице. Дженни была права: пропустить невозможно. Он поднялся по лестнице, отпер дверь своего номера ключом на короткой и толстой палочке-бирке и вошел в комнату. Там было гораздо холоднее, чем в коридоре.
Сняв ботинки, он, не зажигая света, растянулся на кровати.
Глава третья
Корабль был из ногтей мертвецов и ни шатко ни валко плыл сквозь туман, то задирая нос, то скатываясь с гребней бурных волн.
На палубе маячили тени, мужчины ростом с холмы или дома, и, приблизившись. Тень смог различить их лица: гордые воины, все как один сильные и крепкие духом. И качка им как будто была нипочем, каждый, застыв в ожидании, точно прирос к палубе.
Сделав шаг вперед, один поймал руку Тени в собственную гигантскую лапищу. Тень ступил на серую палубу.
– Добро пожаловать к проклятым, – низким скрипучим голосом сказал тот, кто сжимал руку Тени.
– Привет тебе! – отозвались остальные на палубе. – Привет тебе, солнценосный! Привет тебе, Бальдр!
В свидетельстве о рождении Тени значилось Бальдур Лун, но он покачал головой.
– Это не я, – сказал он им. – Я не тот, кого вы ждете.
– Мы тут умираем, – не отпуская его руки, сказал человек со скрипучим голосом.
Холодно было в этом туманном месте между миром живых и миром потусторонним. Соленая пыль разбивалась о нос корабля, и Тень промок до нитки.
– Верни нас назад, – сказал державший его руку. – Верни нас домой или дай нам уйти.
– Я не знаю как, – ответил Тень.
И тогда мужчины на палубе принялись причитать и выть. Одни ударяли древками копий в палубу, другие били короткими мечами по медным накладкам на кожаных щитах, создавая ритмичный грохот в аккомпанемент крикам, которые из воплей горя превратились в улюлюканье берсерков...
В небе раннего утра кричала чайка. Ночью ветер распахнул окно и теперь стучал рамой о стену. Тень лежал на нерасстеленной кровати в узком номере отеля. Кожа у него была влажной – возможно, от пота.
Начинался еще один холодный день конца лета.
В отеле ему упаковали в контейнер несколько сандвичей с курицей, яйцо вкрутую, пакетик чипсов с сыром и луком и яблоко. Протягивая ему контейнер, портье Гордон спросил, когда его ждать назад, и объяснил, что если он опоздает больше чем на пару часов, они вызовут спасателей, а еще попросил у Тени номер его мобильного.
Мобильного телефона у Тени не было.
Он отправился по маршруту, ведущему к побережью. Пейзаж завораживал дикой, безлюдной красой, звеневшей и отдававшейся эхом в пустотах в душе Тени. Он представлял себе Шотландию мягким краем – сплошь поросшие вереском пологие холмы, но здесь, на Северном побережье, все, даже серые облака, бегущие по бледно-голубому небу, казалось угловатым и острым.
Он шел по проложенному в книжке маршруту – через поросшие кустарником луга, мимо сараев, вверх-вниз по каменистым холмам.
Временами он воображал, что стоит неподвижно, а мир движется под ним, что он просто перебирает землю ногами.
Маршрут оказался утомительнее, чем он ожидал. Он планировал поесть в час, но к полудню ноги у него устали, и вообще захотелось отдохнуть. Он дошел по тропинке до склона холма, где за выступающим валуном можно было удобно укрыться от ветра, и присел на корточки съесть свой ленч. Далеко впереди было видно море... нет. Атлантический океан.
Он думал, что здесь один.
– Отдадите мне свое яблоко? – спросил женский голос.
Это была Дженни, барменша из гостиницы. Ее слишком светлые волосы разметал по плечам ветер.
– Здравствуйте, Дженни, – сказал Тень, отдавая ей яблоко.
Достав из кармана коричневого пальто складной нож, она села рядом с ним.
– Спасибо.
– Вы говорите совсем без акцента, – сказал Тень. – Наверное, вы приехали из Норвегии совсем маленькой. Я хочу сказать, на мой взгляд, вы говорите совсем как местные.
– Разве я сказала, что приехала из Норвегии?
– Разве нет?
Наколов кусочек яблока, она манерно ела его с ножа, касаясь только зубами.
– Это было очень давно. – Она глянула на него искоса.
– По семейным обстоятельствам?
Она повела плечами, словно хотела ими пожать, как будто тот ответ, какой могла бы ему дать, считала ниже своего достоинства.
– Вам тут нравится?
Посмотрев на него в упор, она покачала головой.
– Я чувствую себя как «хульдр».
Это слово он слышал раньше. В Норвегии.
– Это ведь какая-то разновидность троллей, да?
– Нет, это создания гор. Они похожи на троллей, но приходят из леса. И они очень красивы. Как я. – Произнося эти слова, она усмехнулась, будто знала, что слишком худая, слишком бледная и мрачная, чтобы считаться красивой. – Они влюбляются в фермеров.
– Почему?
– Откуда мне, черт побери, знать! – отрезала она. – Просто влюбляются. Иногда фермер догадывается, что разговаривает с хульдр, потому что сзади у нее свисает коровий хвост или, еще хуже, сзади у нее вообще ничего нет, она просто полая и пустая, как раковина. Тогда фермер читает молитву или убегает к своей мамочке и своей ферме. Но иногда фермеры не убегают. Иногда какой-нибудь смельчак бросает нож ей через плечо или просто улыбается и берет хульдр в жены. Тогда у нее отпадает хвост. Но она все равно гораздо сильнее обычной женщины. И она все равно томится по своему дому в горах и лесах. Она никогда не будет по-настоящему счастлива. Она никогда не станет человеком.
– И что с ней происходит потом? – спросил Тень. – Она стареет и умирает со своим фермером?
От яблока осталась лишь сердцевинка. Ловким движением Дженни швырнула ее. Описав высокую дугу, сердцевинка полетела к подножию холма.
– Когда ее муж умирает... Наверное, она возвращается в свои леса и холмы. – Она смотрела перед собой на склон. – Есть история про то, как один фермер взял в жены хульдр, но дурно с ней обращался. Кричал на нее, не помогал по хозяйству и в поле, возвращался домой из селения пьяный и злой. Иногда он ее бил. Так вот. Однажды она готовила завтрак, а он пришел и начал на нее кричать, мол, еда ему не готова, мол, она ничегошеньки не умеет, мол, он вообще не знает, зачем на ней женился. Какое-то время она его слушала, а потом, не произнося ни слова, подошла к очагу и взяла кочергу. Тяжелую чугунную кочергу. Взяла и без малейшего усилия согнула в кольцо. Один в один ее обручальное, только больше. Не хмыкнула, не вспотела, просто согнула, как ты бы согнул тростинку. Увидев это, ее фермер побелел как полотно и ничего больше не сказал про свой завтрак. Он видел, что она сделала с кочергой, и понял, что в любой момент за прошедшие пять лет она могла бы сделать то же самое и с ним. И до дня своей смерти он больше и пальцем ее не тронул, ни разу сурового слова не сказал. А теперь объясните мне, мистер Все-зовут-меня-Тень: если она могла это сделать, то почему позволяла ему себя бить? Зачем ей вообще сдался такой человек? Ну, как это объяснить?
