Джек Вэнс - Тшай планета приключений.
«Еще немного чаю?» — спросил Рейт.
«Пожалуйста».
Рейт наклонил стеклянный кувшин с разнокалиберными пузырьками воздуха в толстых стенках: «Ты, по-моему, не слишком голодна».
«Наверное, нет. Может быть, у них есть дикко?»
«Совершенно уверен, что дикко здесь не едят».
Зап-Сеитикс капризно подернула пальцами.
Рейт спросил: «Тебе здесь нравится?»
«Здесь лучше, чем в беспредельном море».
Некоторое время Рейт прихлебывал чай в молчании. Стол освободили, принесли новые блюда — фрикадельки в кисло-сладком желе, поджаристые палочки из белой сердцевины какого-то растения, маленькие шишковатые котлетки из серого фарша явно морского происхождения. Зап-Сеитикс, как и прежде, не проявляла особого интереса к еде. Рейт вежливо обратился к девушке: «Ты провела на поверхности уже несколько дней. Насколько подлунный мир соответствует твоим ожиданиям?»
Поколебавшись, его спутница ответила вполголоса, будто говорила сама с собой: «Никогда не думала, что мне приведется увидеть столько женщин-матерей».
«Женщин-матерей? Ты имеешь в виду женщин с детьми?»
Зап-Сеитикс покраснела: «Вообще женщин-матерей, с выпяченными грудями и вспухшими бедрами — их так много! Некоторые совсем молодые, еще девочки».
«Это в порядке вещей, — ответил Рейт. — По мере того, как девушки взрослеют, у них развиваются груди и бедра».
«Но я не ребенок! — выпалила Зап-Сеитикс необычно высокомерным тоном. — И мне...» — тут она запнулась и промолчала.
Рейт налил себе еще кружку чаю и откинулся на спинку кресла. «Настало время, — сказал он, — объяснить тебе некоторые вещи. Полагаю, мне следовало это сделать раньше. Все женщины — женщины-матери».
Зап-Сеитикс бросила на него опасливо-недоверчивый взгляд: «Совсем не так!»
«Именно так! — настаивал Рейт. — Пнуме скармливали тебе наркотики, чтобы сдерживать естественное развитие — по-видимому, дикко, а может быть и что-то еще. Теперь ты не отравлена их препаратами, и твои формы становятся нормальными — более или менее. Разве ты не заметила, что изменяешься?»
Зап-Сеитикс вжалась поглубже в кресло, неприятно пораженная очевидностью ее неприличной тайны для окружающих: «О таких вещах не говорят».
«Тебе известно происходящее — этого достаточно».
Минуту-другую девушка смотрела на запруду невидящими глазами, потом застенчиво спросила: «Так ты заметил, что я изменяюсь?»
«Конечно. И к лучшему. Ты больше не выглядишь, как призрак или больной женоподобный мальчишка».
Зап-Сеитикс шептала: «Не хочу быть жирным животным, не хочу вечно переваливаться с боку на бок в темноте! Почему, почему я должна быть матерью?»
«Все матери — женщины, — терпеливо объяснял Рейт, — но не все женщины — матери. Кроме того, не все матери становятся жирными животными».
«Странно, очень странно! Почему одни женщины становятся матерями, а другие — нет? Это судьба, какое-то проклятие?»
«В процессе деторождения участвуют мужчины, — спокойно говорил Рейт. — Взгляни: там, на причальной площадке перед хижиной, целая семья — двое детей, женщина и мужчина. Женщина — мать детей. Она молода и выглядит вполне здоровой. Мужчина — отец детей. Без отцов детей не бывает».
Рейт намеревался продолжать лекцию, но к столу подсел старый Кауч: «Вас устраивает обслуживание?»
«В высшей степени, — отозвался Рейт. — Мы покинем ваше селение с огромным сожалением».
Кауч самодовольно кивнул: «Мы хотя и бедные люди, но в каком-то смысле у нас счастливый характер. Мы не требуем, как хоры на востоке, чтобы другие во всем подлаживались к нам, и не приспосабливаемся во всем к другим, как танги на западе. А вы? Признаюсь, мне хотелось бы узнать, откуда вы происходите и куда направляетесь — очень уж необычная у вас внешность».
Поразмыслив, Рейт ответил: «Я не прочь удовлетворить ваше любопытство за определенную, не слишком высокую плату. На самом деле, я могу предложить разъяснения различной степени подробности по различным расценкам. За сто цехинов гарантирую сведения столь потрясающие, что ваши внуки будут с благоговением пересказывать их своим внукам».
Кауч отшатнулся, протестующе воздев руки: «Только не говорите ничего, за что мне пришлось бы расплачиваться! Но если вы согласны безвозмездно поделиться несущественными новостями, во мне вы найдете самого внимательного слушателя».
Рейт рассмеялся: «Я не настолько богат, чтобы заниматься благотворительностью. Завтра мы уедем из Цзафатры. Оставшихся цехинов должно хватить на дорогу до Сивише — как мы туда доберемся, я еще не знаю».
«Тут я не могу вам ничего посоветовать, — вздохнул Кауч, — даже за деньги. Мне известно только, как проехать до Урманка. В Урманке рекомендую соблюдать осторожность. Танги обирают приезжих без зазрения совести. На них бесполезно гневаться, бесполезно взывать к справедливости! Таков уж нрав у тангов. Они сторонятся работы, предпочитая наживаться на пороках и глупости других. Посещая Урманк, мы, цзафатрийцы, ожидаем подвоха на каждом шагу, а потому всегда начеку — вы сами увидите, если составите нам компанию. Мы как раз собирались в Урманк на базар».
«Гм, — Рейт потер ладонью подбородок. — Как же быть с лодкой, в таком случае?»
Кауч пожал плечами — как показалось Рейту, с наигранным безразличием: «Что такое лодка? Плавучий пустотелый кусок дерева».
«Мы планировали продать нашу добротную лодку за хорошие деньги в Урманке, — сказал Рейт. — Тем не менее, чтобы не пускаться в плавание по неизвестной реке, я готов уступить ее вам со скидкой».
Беззвучно смеясь, Кауч качал головой: «Зачем мне неуклюжая тяжеловесная посудина? Такелаж износился, парус тоже не лучшего качества, а в носовом сундуке какая-то рухлядь вместо снасти».
Обмен предложениями и заверениями в полной незаинтересованности сторон смехотворно невыгодной сделкой продолжался полтора часа. В конце концов Рейт согласился отдать старику лодку в обмен на сорок два цехина, стоимость ночлега, одежды и ужина в Цзафатре и стоимость завтрашнего проезда до Урманка. Торгуясь, они распили три или четыре кувшина пряного, душистого, слегка пьянящего чая. Рейт расслабился, у него стало легко на душе. Положение вещей представлялось вполне удовлетворительным. Будущее? «Поживем, увидим», — решил Рейт. Чуть теплый вечерний свет пронизывал дымчатые кроны огромных уингов, наполняя воздух пыльно-фиолетовыми бликами, в зеркале запруды отражалось небо.
Кауч ушел заниматься своими делами. Рейт полулежал, раскинувшись в кресле, и поглядывал на Зап-Сеитикс, тоже выпившую не меньше пяти кружек душистого чая. Поддавшись мимолетному настроению, он видел в ней не продукт многовековой селекции пнуме, а привлекательную молодую женщину, тихо сидящую в сумерках. Внимание девушки было сосредоточено на чем-то в другом конце беседки. Происходившее явно поразило ее. Она непонимающе повернулась к Рейту, широко раскрыв большие темные глаза, и спросила потрясенным шепотом: «Ты видел... это?!»
