Владимир Ильин - Зимой змеи спят
Ассоциация и Служба — близнецы-братья, — кривясь в усмешке, с пафосом продекламировал он. — «Кто более матери-истории ценен?»… С самого начала вы были здесь чужаками и вели себя, как чужаки, а с этим вашим дурацким принципом невмешательства вы вообще сели в лужу…
Наблюдатель молчал.
— Послушай, Май, — сказал задушевным голосом Резидент, — а может быть, мы все-таки договоримся с тобой, а?.. Ну, сам подумай: что нам делить? Предлагаю тебе небольшой обмен информацией. Ты рассказываешь мне всё, что интересует меня, а я рассказываю тебе всё, что интересует тебя… Идет?
Наблюдатель разлепил ссохшиеся губы, и Резидент услышал:
— Какой в этом смысл? Ты же все равно потом убьешь меня…
— Да, убью, — усмехнулся Резидент. — Не буду впадать в грех сознательного обмана… Но разве тебе не хочется хотя бы перед смертью получить достоверную информацию? Ты ж Наблюдатель, Май!
— Да, — сказал пленник. — Я — действительно Наблюдатель… Но это значит, что я до самой смерти не имею права пытаться что-либо изменить в окружающем мире. Ты прав, я действительно проиграл, потому что поддался соблазну вмешаться в ход событий. Не надо было этого делать… Пусть всё бы шло само собой, и тогда ваш мир был бы спасен. Жаль, правда, что Георгий не довел своего дела до конца…
— Нет! — воскликнул Резидент. — Меня тошнит от этих ваших штучек насчет невмешательства!.. И проиграл ты вовсе не случайно — ты обречен был на проигрыш, Май!.. И теперь-то я знаю, почему в один прекрасный день ваш мир погибнет — потому что до самого конца вы будете сидеть сложа руки и наблюдать, как он рушится в бездну!..
— Может быть, — невозмутимо откликнулся Наблюдатель. — А тебе не приходила в голову мысль, что иногда мы сами своими попытками что-то изменить лишь приближаем конец света?..
— Ну вот что, — сказал Резидент, машинально разглядывая свое лицо в настенное зеркало. — Мне сейчас некогда с тобой дискутировать, Май… Не хочешь говорить — не надо. Я и сам узнаю всё, что мне нужно… Поэтому не бойся, пытать тебя я не собираюсь. И не потому, что мне тебя жалко, а потому, что у меня нет на это времени… Прощай.
Он поднял пистолет и выстрелил Наблюдателю чуть выше переносицы. Склонив голову к плечу, оценил результат выстрела и, удовлетворенно качнув головой, убрал пистолет в кобуру под мышкой.
Переместившись из ванной в комнату, Резидент опустошил все тайники, собрав основное снаряжение в одну большую сумку. Потом положил в центре комнаты напалмовую мину замедленного действия и включил часовой механизм.
Термин «консервация» на языке Ассоциации означал не сохранение, а уничтожение явки.
* * *Пустынная каменистая тропа вела вверх сложным зигзагом, напоминавшим дохлую змею, тело которой неестественно изогнуто под острым углом в тех местах, где перебит ее позвоночник. Рюкзак казался стопудовым, и Рувинский уже сотню раз пожалел, что так плотно набил его, но бросать груз на дно пропасти за несколько сотен метров до цели было бы глупо, и он, обливаясь потом и задыхаясь, упрямо тащил себя и поклажу на себе в гору. Время от времени Валерий останавливался, вытирал пот со лба и оглядывался на долину, которая виднелась далеко позади зелеными пятнами виноградников и разноцветными крышами домиков. Делать полноценный привал не представлялось возможным, потому что он слегка ошибся в своих прикидках, и теперь следовало спешить, чтобы успеть. Поэтому, сделав несколько энергичных вдохов и выдохов и налюбовавшись окружающим миром в течение нескольких секунд, Рувинский снова пускался в путь, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на змею — этих ползучих гадов здесь водилось великое множество. Камни были раскаленными от висевшего почти в зените солнца, и когда Валерий на них сплевывал тягучую слюну, плевок шипел, как на сковородке, и мгновенно испарялся.
Он преодолел еще сотню метров и снова остановился. Поправил лямки рюкзака, врезавшиеся в плечи. В последний раз оглянулся на долину. Зачем-то заглянул в пропасть, открывавшую слева в двух метрах от тропы, и тут же отпрянул назад.
Прямо перед ним тропа делала очередной крутой поворот, и это был последний поворот, потому что за ним, если расчеты Валерия были верны, должен был через четверть часа открыться Трансгрессор.
В голове сами собой всплыли слова одной песенки, вошедшей в моду в середине восьмидесятых, когда он заочно заканчивал один престижный вуз:
Позади крутой поворот, позади обманчивый лед, позади холод в груди, позади — всё позади!..
Он не был сентиментален, но сейчас, перед этим поворотом, у него почему-то невольно навернулись слезы на глаза, не помнившие слез со времен розовощекой юности. Лишь высоко в горах он мог позволить себе эту слабость, потому что здесь некого было стыдиться…
Всё еще с влажными глазами он двинулся вперед, обогнул выступ скалы, похожий на голову диковинного зверя, и тут глаза его мгновенно высохли, а сам он застыл, как вкопанный. Взгляду Рувинского открылась довольно просторная площадка, усеянная камнями и валунами, и на одном из этих валунов, лицом к повороту, небрежно задрав одну ногу кверху и согнув ее в колене под прямым углом, сидел человек в безупречном черном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, и свежий ветер из пропасти безуспешно пытался растрепать его прическу.
Ошибиться было невозможно. Это был Наблюдатель Май.
— Ну, наконец-то! — гостеприимным тоном воскликнул он. — А я уж думал, что ты заблудился…
Одним движением Рувинский стряхнул с себя тяжелый рюкзак, а после второго движения в его руке возник пистолет, нацеленный на Наблюдателя.
— А стуит ли, господин Резидент? — насмешливо осведомился Май. — Имеет ли смысл бряцать оружием, если можно спокойно обсудить наши проблемы?
Рувинский нехотя опустил ствол пистолета, но расставаться с оружием явно не собирался. Он стоял, широко раздвинув ноги для устойчивости и покачиваясь из стороны в сторону, словно в ритм одному ему слышимой музыке.
— Что ж, — сказал он наконец, — не могу не признать, что недооценил вас, Наблюдателей. Мне следовало раньше догадаться о том, что в вашем времени люди пользуются бессмертием… А я-то, дурак, посчитал, что, пустив тебе пулю в лоб во время нашей последней встречи в ванной, решил все проблемы!..
По лицу Мая пробежала быстрая тень, но он промолчал.
— Раз уж наши шансы уравнялись, — продолжал Рувинский-Резидент, — могу я надеяться на то, что на этот раз ты удовлетворишь мою просьбу насчет обмена информацией?
— Какой информацией? — удивился Май.
— Ну, я же должен знать, как это тебе удалось обвести меня вокруг пальца, — терпеливо сказал человек с пистолетом. — Особенно тогда, в баре… Ведь это же ты подставил меня разъяренному Юлову?
