Айзек Азимов - Мечты роботов
— Я понял вас, мистер Харриман… А вот и представитель животного мира, я почти уверен!
— Это белка — одна из многих разновидностей.
Белка, распушив хвост, перелетела на другую сторону дерева.
— Надо же, совсем крошечный, — сказал Джордж, молниеносно взмахнув рукой и разглядывая нечто зажатое в пальцах.
— Это насекомое, букашка какая-то. Их несколько тысяч видов.
— И каждая букашка — такое же живое существо, как белка и вы сами?
— Такой же законченный и независимый организм, как и любой другой. Существуют еще более мелкие организмы — такие мелкие, что их невозможно увидеть невооруженным глазом.
— А вот это — дерево, да? Твердое на ощупь…
4аПилот остался один. Ему хотелось размять ноги, но смутная тревога удерживала его внутри динафойла. Он немедленно поднимет машину в воздух, если робот вдруг выйдет из-под контроля. Только как определишь, что эта штука стала неуправляемой?
Он повидал немало роботов на своем веку — это неизбежно, если работаешь личным пилотом мистера Робертсона. Однако роботы всегда оставались в лабораториях и на складах, где им и положено быть, в окружении множества специалистов.
Конечно, доктор Харриман — классный специалист. Говорят даже — самый лучший. Тем не менее робот находился там, где ему быть не полагалось: на Земле, под открытым небом, и вдобавок был совершенно не ограничен в передвижениях. Рассказывать об этом кому бы то ни было и рисковать хорошей работой не стоит, разумеется. И все-таки неправильно все это.
5— Фильмы, просмотренные мною, согласуются с тем, что я увидел в реальности, — сказал Джордж-10. — Ты управился с пленками, которые я отобрал для тебя?
— Да, — ответил Джордж-9.
Роботы застыли в неподвижности, лицом к лицу, коленями к коленям, как в зеркальном отражении. Правда, доктор Харриман с первого взгляда мог бы распознать их по небольшим различиям во внешнем строении. Но даже если бы ему не удалось определить, кто есть кто, все прояснилось бы во время беседы, поскольку ответы Джорджа-9 слегка отличались от реплик Джорджа-10, чьи позитронные мозги представляли собой усложненную и более совершенную конструкцию.
— В таком случае, — продолжал Джордж-10, — мне интересна твоя реакция на мои вопросы. Во-первых, люди боятся роботов и не доверяют им, потому что видят в них соперников. Как можно избежать этого?
— Ослабить дух соперничества, придав роботам другую форму.
— Однако по сути робот — позитронная копия живого существа, и если его внешний вид не будет ассоциироваться с жизнью, это вызовет настоящий ужас.
— В мире два миллиона видов живых существ. Нужно выбрать один из них, по форме отличающийся от человека.
— Какой именно?
Бесшумный мыслительный процесс Джорджа-9 занял около трех секунд.
— Достаточно большой, чтобы вместить позитронный мозг, и одновременно не вызывающий у людей неприязни.
— Ни одна из форм земной жизни не обладает достаточно большим черепом, кроме слона, которого я не видел, но которого описывают как огромное существо, своими размерами наводящее на человека страх. Как решить эту дилемму?
— Скопировать форму жизни, не превышающую человека по размерам, и увеличить черепную коробку.
— То есть что-то вроде маленькой лошади или большой собаки? И те и другие связаны с людьми долгой совместной историей.
— В таком случае они подходят.
— Но подумай вот о чем: позитронный мозг робота более или менее точно копирует человеческий интеллект. Если лошади или собаки заговорят и станут мыслить как люди, соперничество не ослабнет. Наоборот, люди еще больше могут рассердиться при виде такого неожиданного соперника в лице тех, кого они считают низшей формой жизни.
— Надо сделать позитронный мозг менее сложным, а роботов — менее разумными.
— Причина сложности позитронного мозга кроется в Трех законах. Упрощенный мозг не сможет выполнять их как следует.
— Следовательно, проблема не имеет решения, — выпалил Джордж-9.
— Я тоже зашел в тупик, — признался Джордж-10. — Таким образом, мы выяснили, что особенности моего мышления тут ни при чем. Начнем все сначала… При каких условиях отпадает необходимость в Третьем законе?
Джордж-9 поежился, словно вопрос показался ему не только трудным, но и опасным. Однако ответил, помедлив:
— Если робот никогда не попадет в ситуацию, угрожающую его существованию; или если он будет настолько легко заменим, что разрушение его будет не столь важным.
— А при каких условиях станет ненужным Второй закон?
В голосе Джорджа-9 послышалась легкая хрипотца.
— Если от робота потребуется только автоматическая реакция на определенный раздражитель и если эта реакция будет жестко заданной, то необходимость во Втором законе отпадет.
— А при каких условиях, — Джордж-10 сделал паузу, — может оказаться ненужным Первый закон?
Джордж-9 выдержал еще более длинную паузу и проговорил еле слышным шепотом:
— Если реакция робота будет запрограммирована таким образом, что он никогда не сможет причинить человеку вред.
— А теперь представь себе позитронный мозг, который управляет несколькими реакциями на определенные раздражители, которому не требуется знания Трех законов и который легко и дешево можно воспроизвести. Каким он должен быть по величине?
— Совсем небольшим. В зависимости от сложности реакции он может весить сто граммов, один грамм, один миллиграмм.
— Твой вывод совпал с моим. Я должен повидать мистера Харримана.
5аДжордж-9 остался один. Он снова и снова перебирал в уме вопросы и ответы, но вывод оставался прежним. Однако мысль о роботе — любого вида, любого размера, любой формы, с каким угодно предназначением, но без Трех законов — повергала его в неясный трепет.
Ему не хотелось двигаться. Наверное, и у Джорджа-10 такая же реакция. Однако он сделал над собой усилие и легко поднялся со стула.
6После приватной беседы Робертсона с Эйзенматом прошло полтора года. За это время все роботы с Луны были доставлены обратно, а долговременная программа «Ю. С. Роботс» была свернута. Все средства, которыми располагал Робертсон, пошли на донкихотскую авантюру Харримана.
Последний раз жребий был брошен здесь, прямо в саду у Робертсона. Год назад Харриман привез сюда Джорджа-10, последнего робота, созданного компанией. Теперь он прибыл сюда с чем-то другим…
Харриман излучал оптимизм. Он оживленно беседовал с Эйзенматом, и было невозможно понять, действительно ли он так уверен в себе, как кажется. Должно быть, все-таки уверен: насколько Робертсон мог судить, актер из Харримана никудышный.
