Теодор Старджон - Рассказы
— Нет, ничего… Продолжайте, — ответила девушка, уткнув лицо в платок.
— Так это и произошло. Старик Деббил был малость чокнутый, и его нелепая смерть это только подтвердила. Правда, он уже был стар, часто болел, и жизнь его уже так потрепала, что все усилия доктора Тетфорда оказались втуне. Однако вот что было самое странное: когда у постели умирающего собралась вся деревня, чтобы обсудить предстоящие поминки, Деббил неожиданно послал за мной. Когда я вошел к нему, лицо старика осветила неземная улыбка.
Пока Алек рассказывал, перед его глазами стояла глинобитная хижина с крышей из пальмовых листьев, освещенная газовой лампой, поставленной на стол у постели умирающего.
— Я спросил его: «Как ты себя чувствуешь, старина?». «Басса, считайте, что я уже мертв. Однако в голове у меня светло.» — «Что ты хотел мне сказать, Деббил?» — «Басса, люди правду говорят, что старый Деббил не помнит даже вкуса манго, съеденного час назад. Он не помнит дом, в котором отсутствовал три дня.» — «Не принимай всерьез, Деббил.» — «Нет, это правда, басса. Моя голова как дырявый горшок, но сейчас, басса, у меня в голове стоит только одна картина. Ты должен знать, басса, в тот день, когда я пошел посмотреть на трубу, в развалинах губернаторского дворца мне повстречался огромный джамби.»
— Джамби? — подала голос миссис Форсайт.
— Дух из местных, мэм. Островитяне страшно суеверны… Крошка! Чем ты недоволен, старина?
Крошка зарычал. Женщины переглянулись.
— Он не хочет, чтобы вы продолжали.
— Эй, Крошка, слушай меня внимательно. Мне необходимо, чтобы ты понял. Я твой друг. Я хочу помочь тебе, а ты поможешь — сам знаешь кому. Понятное дело, ему не нравится, когда об этой истории узнает все больше народу. Обещаю, что не скажу никому ни слова, пока не получу разрешения.
— Так как, Крошка?
Дог беспокойно ворчал, перебирая лапами и переводя взгляд с Алистер на Алека. Наконец из его могучей груди вырвался как бы звук согласия, и пес вопросительно посмотрел на миссис Форсайт.
— Ну нет, мама и я — одно целое, — решительно заявила Алистер. — У тебя нет выбора. — Она наклонилась вперед. Ты не умеешь говорить, но можешь показать, что хотел бы сказать или сделать. Думаю, если Алек расскажет нам все, мы быстрее поймем, что нам нужно, чтобы помочь тебе. Ясно?
Крошка долго смотрел на нее своими грустными глазами, потом глубоко вздохнул и улегся, положив голову на лапы и уставившись на Алека.
— Кажется, разрешение получено, — объявила миссис Форсайт. — И должна заметить, во многом тут заслуга моей дочери, которая находит, что вы очень милый молодой человек.
— Мама!
— Нет, вы только посмотрите — они оба покраснели! — торжествующе констатировала миссис Форсайт.
— Продолжайте, Алек, — попросила Алистер, отведя взгляд.
— Спасибо. Так вот, старик Деббил поведал мне совершенно фантастическую историю о том, что произошло в развалинах. Им там повстречалось чудовище настолько отвратительное, что можно было окочуриться от одного его вида. Однако старик настаивал, что от чудища исходила какая-то волна доброты и покоя, и Деббил совсем не испугался. «Он был такой мокрый, басса, навроде слизняка, а глаза его сверкали и бешено вращались, но старик Деббил стоял счастливым, как невеста перед алтарем, и ни чуточку не боялся». Мне показалось, что старик, как всегда, заговаривается, — то, что он чокнутый, было известно всем, — но самым странным было то, кик он все это рассказывал. Он ни разу не запнулся, не потерял нить, и речь его звучала на редкость убедительно.
Далее он рассказал, что Крошка подбежал к чудовищу, а оно обволокло пса, накрыло, будто океанская волна. Крошка исчез из виду, а старый Деббил врос в землю, как соляной столб, не ощущая ни страха, ни времени, и не испытывая желания бежать без оглядки. Его даже не очень удивила та штуковина, которую он заметил в зарослях кустарника.
Из слов Деббила выходило, что там была спрятана целая подводная лодка размером с усадьбу, без окон и дверей, если не считать маленького окошка на носу.
А когда солнце склонилось к закату, по телу чудовища прошла дрожь и оно, снова как волна, откатилось, выпустив из себя Крошку. Пес подошел к Деббилу и застыл чуть поодаль. Чудовище снова исказилось судорогой, как будто прилагало все силы, чтобы что-то сказать, да никак не получалось. И тут в голове у Деббила возникло облако, и из него раздался голос: «Никому ни слова, слышишь никому». — «Он велел мне забыть обо всем, что я увидел, басса. Велел уходить и все забыть, басса». Но прежде чем уйти, Деббил успел заметить, как чудовище бездыханным упало на землю — как будто истратило последние силы на эти слова. «С тех пор облако не покидало мою бедную голову, басса. А теперь, когда я умер, облако куда-то делось, и Деббил все вспомнил».
Алек откинулся назад.
— Вот такая история. Получается, что все случилось полтора года назад прямо перед тем, как в поведении Крошки проявились первые странности.
Он глубоко вздохнул и посмотрел на женщин.
— Может быть, не стоило доверять предсмертному бреду полупомешанного старика. Но самому Деббилу никогда бы такое не придумать. После похорон я отправился к развалинам губернаторского дворца и ничего там не обнаружил, если не считать примятую площадку в зарослях кустарника, диаметром футов в сто. Вот и все. Можете считать это бреднями суеверного неграмотного старика, который к тому же был при смерти.
В кухне повисло долгое молчание. Тишину разорвал голос Алистер:
— Значит, это вовсе не Крошка. А кто-то… что-то вне Крошки. — Она пристально поглядела на пса, и ее зрачки расширились. — Но я ничего не имею против.
— Старик Деббил тоже не имел, — отозвался Алек.
— Ну что вы тут заладили! — вмешалась миссис Форсайт. — Молчите. Сейчас говорить буду я. Конечно, легче всего придумать версию, в которую хорошо втискиваются факты, однако нас губит наш рассудок, и мы никак не можем собраться с духом и взглянуть правде в глаза. Все, что не противоречит фактам, мы отбрасываем, как слишком невероятное.
— Точно, — усмехнулся Алек. — Может быть, мы выслушаем вашу версию?
— Дурачок, — пробормотала Алистер.
— Не груби, детка. Извольте, Алек, вот вам моя версия. Я совершенно уверена, что наш Господь в неизъяснимой мудрости своей решил, что от Алистер не выйдет проку и она никогда не возьмется за ум. А потому, отлично понимая, что единственное, что откроет ей глаза, — это некое квазинаучное чудо, он и придумал…
— Знаешь, мама, — ледяным тоном отчеканила Алистер, — в один прекрасный день я положу конец и твоей разговорчивости, и твоим шуточкам.