Светлана Ягупова - Твой образ (Второе лицо)
Некторов смутился. Потом переспросил:
- Так все же, каким вы хотели бы видеть меня?
- Лучшим, - отрезала Мила Михайловна. - Практичным и ответственным за семью. Без заскоков.
И он вдруг всей кожей ощутил, как скучно и тоскливо жилось Бородулину с этой женщиной. Встал, прошелся по комнате. Мила Михайловна забегала рядом:
- Ну хоть скажи что-нибудь, успокой мою душу, - лепетала она. - Что теперь нам делать?
- Да ничего, - сердито ответил он. - Мы с вами совершенно чужие люди.
- Ах ты господи, - она всплеснула руками. - Нет, все это не доходит. Что же, теперь и жить здесь не будешь? А что соседи скажут? Позор-то какой! А девочки? - она вцепилась в его рукав.
- Я-то при чем? - пожал он плечами.
Бородулина возмущенно подскочила:
- Или не эти руки обнимали меня больше семи лет? Не эти губы целовали?
Некторов покраснел. А Мила Михайловна разошлась не на шутку:
- Чихать я хотела, что у тебя нынче в твоем черепке! Вот он ты, с твоими юродивыми глазами нищего мечтателя, от чьих фантазий в этом доме никому ни холодно ни жарко!
- Это уж слишком! - вскипел он, вдруг обидевшись за Бородулина. Дочери обожали вашего мужа. И вот это, - он кивнул на стену с фотографиями, - мне нравится гораздо больше, чем побочная халтура, на которую вы его толкали.
- Еще бы, - горько скривилась Бородулина. - Цирковые фокусы всегда эффектны. А у меня уже сил не было смотреть на эту придурь! - Она подбежала к стене, плюнула в нее, а потом стала одну за другой срывать фотографии и бросать на пол, приговаривая:
- Вот! Вот тебе! И еще вот!
"Ну, чумная баба. Бедняга Бородулин, с какой мегерой жил", - подумал Некторов и незаметно успокаивающе погладил свою руку.
Мила Михайловна была вне себя. Она топтала снимки ногами, комкала, рвала на кусочки.
- Стоп! - вскрикнул он в тот миг, когда Бородулина протянула руку к последней причудливой фотографии. Показалось, что сквозь пятна туманности далекой галактики на фото мелькнуло человеческое лицо.
- А-а-а, самую фокусную пожалел! Еще бы! Два часа возился, мозгуя как бы поинтересней намазать ну хлеб горчицу На, лопай! - она сорвала фотографию и бросила Некторову под ноги.
Он поднял снимок, стал рассматривать его, то приближая к глазам, то отдаляя, и с изумлением обнаружил, что фото двупланово. При близком рассмотрении на нем были какие-то космические завихрения, скопища звезд. Но стоило отвести фото подальше от глаз, как на нем четко вырисовывалось бородулинское лицо Некторов сразу узнал его, а узнав, поразился: оно не было похоже ни на одно изображение Бородулина, с которым его познакомила Октябрева Лицо Ивана Игнатьевича было тонким, одухотворенным, глаза смотрели проницательно, насмешливо и мудро Стоило чуть сдвинуть фото, и лицо исчезало.
- Горчица, намазанная на хлеб, - в раздумье сказал Некторов. Перевернул фото и прочел на обратной стороне: "Превращение". - Что вы сделали с ним, Мила Михайловна? - с горечью сказал он.
- С кем?
- С мужем своим. - Он спрятал фото за пазуху и пошел к двери.
- Куда?! - рванулась Бородулина. Обняла, припала к груди. - Все равно это ты, Ваня! Ты, ты! Голос твой, и все твое!
- Нет, Мила Михайловна, - твердо и неприязненно сказал он. - Но я буду навещать вас и детей, если хотите. Только не устраивайте больше таких сцен.
- А ты докажи, что ты - это не ты! - она неожиданно приняла воинственную позу.
Он мягко отодвинул ее, вышел за дверь и на площадке столкнулся с Октябревой. Она стояла с девочками Бородулиной и рассказывала им что-то забавное, отчего они хлопали в ладоши, смеясь от удовольствия.
- Неужто шпионите? - радостно изумился он.
- Вот еще! Я здесь живу! - вспыхнула девушка. Глаза ее стали огромней, глубже.
Фотография "Превращение" висела теперь на стене в палате Некторова, и он подолгу рассматривал ее. Притягивала не столько техника фотоснимка когда при легком повороте головы из звездной туманности вдруг появлялось лицо, - изумляло само лицо: выражением глаз, одухотворенностью, которая скрашивала неправильные черты, придавая лицу особую, как бы сотворенную самим человеком красоту. Снимок был сделан, вероятно, лет пять-шесть назад. В последнее время Бородулин огрубел, располнел. Уж не потерял ли он и некий жизненный ориентир, проживая с Милой Михайловной? Снимок что-то подсказывал Некторову, но подсказка эта была еще невнятной.
Через несколько дней он устроил себе новое испытание: позвонил Верочке Ватагиной, назвался почитателем ее таланта и спросил, нельзя ли им встретиться - у него важное к ней дело. Верочка немного помялась, но потом согласилась - уж слишком серьезен и настойчив был голос незнакомца.
Свидание назначили на семь вечера в ресторане "Океан".
Из клиники Некторов вышел часа за два. В этот раз парик не надел волосы после операции уже отросли, и хоть на макушке красовалась лысинка, решил предстать перед Верочкой не замаскированным, со всеми своими недостатками. В троллейбусе к нему протиснулся человек с русой бородкой и обнял за плечи.
- Привет, Ваня! Говорят, ты болел? А я все собирался забежать, да дела заели. Как самочувствие? Видел Милу на днях. Вид у нее какой-то загадочный. Я уж испугался, думал, с тобой совсем плохо. А ты ничего, молодчага, выкарабкался! Так как с широкоугольным?
- А что? - растерялся Некторов, соображая, как выкрутиться из этого положения.
- Ну как же, ты ведь обещал. Хотел у Милы взять, не дает без тебя. Будь спок, верну в целости. В случае чего, за амортизацию коньячок.
- Да что там, - пробормотал Некторов, сообразив, что речь идет о фотоаппарате. - Скажи, меня встретил, я разрешил.
- А ты что, дома не живешь?
- Еще нет. Это я так, прогулочку себе устроил. Но скоро выпишусь. Будь здоров! - и поспешил выскочить из троллейбуса.
Было первое сентября. Стайки школьниц в белых передниках придавали городу праздничную оживленность. Некторов вспомнил о Тоше. Должно быть, сегодня ей особенно тоскливо дома. Зашел в будку телефона-автомата и позвонил домой. Трубку взяла мать. Екнуло сердце - услышит мужской голос и, чего доброго, приревнует к Тоше, расстроится.
- Алло, алло? Кто это? - чуть тревожно спрашивал материнский голос.
Он помолчал, затем медленно опустил трубку на рычаг.
"Внутренней свободы, вот чего тебе не хватает", - вспомнились слова Косовского. - Попробуй восстановить прежнее состояние раскованности, легкости, присутствия удачи".
Легко сказать - восстановить. А как?
Он вошел в гастроном, купил пачку папирос. В соседнем отделе, где продавали колбасу, стояли человек пять. К прилавку без очереди подошел щупленький мужчина в спортивном костюме.
- Девоньки, голубоньки, позарез некогда, автобус отходит, - пропел он ласково. И, странное дело, непроницаемое до этого лицо продавщицы оживилось, она мягко кивнула ему:
