Рассудов-Талецкий - Радио Моржо
— А-а, вспомнил! — рассмеялся Синюхин. — Не-ет, у нас в конторе машины по столько не живут… — он вздохнул тяжело. — У нас и агенты по столько, как ты, не живут… — и, выдержав паузу, вдруг расхохотался: — Ладно, не писай в галошу, студент, быть тебе президентом твоего радио Моржо, вот увидишь, и очень-очень скоро, — Синюхин откашлялся и, сделав тоненький девчачий голосок, пропел: Радио-оо Моо-ор-жооо…
Приехав в новомодную ирландскую пивную, Синюхин с Количеком взяли столик в отдельном кабинете. Официант принес по кружке черного, как битумный лак, Гиннесса и почтительно удалился. Синюхин засунул руку в портфель, который не пожелал оставить в гардеробе, и чем-то щелкнул внутри.
— Ну, теперь можно разговаривать, — облегченно сказал он. — Ни один слухач, даже на самой разъяпонской мандуле, ничего не расслышит.
— Игорь Игоревич, — начал Количек, отхлебнув пива. — Почему приостановили наезд на Моржа?
— Да, приостановили. Тебе, как будущему партнеру, скажу: у нас аппетиты выросли. Если бы мы сейчас большую мышку поймали, пускай даже самую большую, остальные бы все разбежались, нам бы их никогда не собрать, — Синюхин тоже сделал добрый глоток и, достав из внутреннего кармана пиджака сигару, продолжал: — А мы в следующий раз, чтобы за каждой такой радиостанцией не гоняться, одним наездом возьмем всех.
— Сейчас ведь так просто уже было…
— Да, конечно. Разве ты думаешь, наши люди не видели ловушку, которую сам Морж себе же и поставил в московской лицензии? Видели! Прекрасно видели. Разрешенная мощность вещания в УКВ — сто ватт, а передатчик — киловаттный. Видели, а в ФМ — там вообще разрешено один киловатт, а все пять лет работали на шести. Все видели, друг мой, все могли доказать, и уже бы твой Павлинский ехал бы тихой скоростью к себе в Марсель голый, как лох с ярмарки… Чистый был выигрыш дела, чистый. Абсолютно корректно с юридической точки зрения: незаконно заработанные деньги за все пять лет необходимо вернуть в бюджет государства.
— Ну, так, как было, теперь уже так просто не получится, — с сожалением сказал Количек.
— Это не твоя забота, получится, и еще не так получится, — Синюхин сделал успокаивающий жест открытой ладонью. — Еще твой Морж и посидит у нас, это тебе я обещаю, — генерал махнул рукой, приглашая официанта подойти. — Принесите-ка нам водочки, — он откинулся спиной на мягкую спинку кресла и, засунув руки в карманы, вытянул под столом свои длинные ноги так, что ботинки его коснулись Количековых. — Надо выпить нам за президента. За нового президента, — он сделал тоненький девчоночий голос и пропел: Радиоооо Моор-жооо.
29
Митинг и концерт, посвященные открытию лозунга на Дмитровском шоссе, решили проводить вечером, когда сгустятся сумерки, чтобы лучше смотрелись фейерверк и светомузыка. Бесплатные пригласительные билеты загодя раздавались на вещевых рынках, в пивных, а также в псих- и вендиспансерах города. Поговаривали, что на открытие лозунга приедет мэр столицы и что освящать сооружение должен будет главный раввин московской синагоги.
Несмотря на мелкий холодный дождик, публика начала собираться уже за час до объявленного времени, и, так как лотки с разливной водкой работали исправно, настроение у всех было не по погоде приподнятое.
На собранных из строительных лесов подмостках стояли динамики и микрофоны. После торжественной части для публики были обещаны живые выступления Вовы Очумелова, ансамбля Голубая бля и личного друга Моржа — Васи Буйного. Вести программу вечера должен был любимый диск-жокей радио Моржо — Птица.
Без пяти шесть подогретая спиртным толпа (около десяти тысяч, по оценкам милиции) начала скандировать: Пти-ца! Пти-ца! Пти-ца!.. Ровно в шесть на подмостках в лучах прожекторов появился Морж Павлинский в сопровождении г-жи Анисовой и диск-жокеев Маналовой и Забараловой.
— Здра-ству, Моск-ва, — на польско-французском обратился к публике президент.
В ответ раздался ликующий рев, сквозь который тонкое ухо могло разобрать выкрики вроде Попс давай! Кончай мудню! На фуй! и Ельцин — президент!. Потом Морж начал квакать по-лягушачьи, а ловкая Анисова стала тут же переводить.
— Ква-ква, — говорил Морж, шустро сверкая очками на морде.
— Я очень рад, что мы здесь сегодня собрались, — переводила Анисова.
Пти-ца! На-фуй! Гнать кончай! — ревел народ.
— А сейчас я буду рад предоставить слово младшему помощнику атташе по культуре в Москве госпоже Тратиньяк.
На-фуй! Забарали! Давай попса!..
После похожей на африканского гамадрила, если его одеть в юбку и жакет от Кардена, атташе на подиум позвали раввина Осю Шлибензона, который, едва открыв рот, получил в глаз пепси-кольной бутылкой, пушечно просвистевшей из толпы.
Кончай базар! Пти-ца, Пти-ца!.
Торжественную часть на этом срочно закончили, и Маналова с Забараловой широким жестом пригласили на помост любимца Москвы, победителя конкурса Золотой Шанкр, лауреата фестиваля Блюет Москва, завсегдатая хит-парада Абрама Суворова — Вову Очумелова.
— Й-и-иииии, — завизжали девки, писая в трусы, кто был в трусах…
— Бллляяяяяяяяя, — заорали прыщавые ценители культуры…
— Радиооо Мор- жооооооо, — взревели динамики…
— Нормально прошло, — сказал шоферу Большой Вождь, садясь в поджидавшую его студийную машину. — Давай на радио.
30
Через три с половиной года выпущенный из колонии общего режима, где он отбывал срок по приговору московского городского суда по статьям 193 и 199 УК РФ, Морж, добравшись поездом до Москвы, ждал самолета на Париж. Ожидавшие самолета дамочки из новейших русских при виде татуировок на его мозолистых руках прижимали сумочки к телу и отодвигались, брезгливо поджимая губки.
Из развешанных в зале ожидания динамиков слышалась музыка, прерываемая иногда объявлениями о начавшейся регистрации на рейс Москва — Дюссельдорф или о совершившем посадку рейсе Бомбей — Москва.
Вдруг из динамиков он услышал такую знакомую мелодию, что в горле спазмом перехватило жизненную жилку…
Мелодию эту по заказу Моржа девять лет тому назад сочинил один московский музыкант с кавказской фамилией. Музыкант, который в юности очень тяготился славой своего отца, тоже музыканта, с такой же кавказской фамилией. Только из сочиненного им осталась лишь эта мелодия на четыре ноты. А от отца осталось две сотни песен и тысяча стихов.
— Радиоооо Моор-жоооооо…
Примечания
1
дерьмо (фр)
2
