Джеймс Баллард - САДОК ДЛЯ РЕПТИЛИЙ Часть I (Двухтомник англо-американской фантастики)
Мужчина, которому на вид можно было дать лет двадцать пять — двадцать семь, оторвал взгляд от письменного стола. Он улыбнулся и жестом указал на стоявшие неподалеку от него два стула:
— Я вас слушаю.
— Доктор Хортел, я…
Доктор прищелкнул пальцами:
— Да, да, знаю. Ваша дочь, И я знаю, что вас беспокоит. Их сейчас так много, что я трачу на это большую часть времени.
Он повернул свое красивое лицо к Мэри:
— Сколько тебе лет, девочка?
— Восемнадцать, сэр.
— Ого, вот так нетерпение! Ну, ясно, уже пора. А как тебя зовут?
— Мэри.
— Очаровательное имя! И такое необычное. Я, Мэри, беру на себя смелость сказать, что понимаю причину твоего беспокойства, понимаю целиком и полностью.
Миссис Кьюберли улыбнулась и разгладила металлическое шитье на своем жакете.
— Сударыня, вы не знаете, сколько в наше время таких, как ваша дочь. Одна девочка, как я помню, настолько была выбита из колеи, что, забросив все свои дела, целыми днями только и делала, что предавалась горестным размышлениям.
— Именно это и происходит с Мэри. Когда она, наконец, во всем мне призналась, доктор, я подумала, что она сошла… ну, вы понимаете.
— Дела ваши настолько плохи? Боюсь, что нам придется ввести новую программу образования, и побыстрей, иначе они все станут такими.
— Я вас не совсем понимаю, доктор.
— Дети, миссис Кьюберли, должны быть как следует проинструктированы. Как следует! Многое у нас считается само собой разумеющимся, а детский ум не воспринимает ряд явлений без четкого объяснения.
— Разумеется, но какое это имеет отношение к…
— Мэри, как приблизительно половина шестнадцати —, семнадцати —, восемнадцатилетних, становится болезненно застенчивой. Ей кажется, что ее тело достаточно развилось и готово к Трансформации, а на самом деле это не так. Мэри видит вас, окружающих ее женщин, фотографии, а потом смотрится в зеркало и приходит в ужас. Она спрашивает себя: «Почему я должна быть безобразной, неуклюжей, непропорционально сложенной?»
— Но… — начала миссис Кьюберли.
— Эта сторона вопроса вам, несомненно, понятна. Итак, Мэри, твой протест направлен против того, что мы не даем тебе и твоим сверстникам убедительных, логически обоснованных объяснений, почему нужно ждать до девятнадцати лет.
— Нет, нет, доктор! — вскричала миссис Кьюберли. — У нас все наоборот.
— Прошу прощения, сударыня?
— Дело в том, что вы меня неправильно поняли. Мэри, скажи доктору то, о чем ты говорила мне.
Мэри беспокойно заерзала на стуле:
— Понимаете, доктор, я… я не хочу этого.
У доктора отвисла челюсть:
— Что ты сказала? Повтори, пожалуйста.
— Я сказала, что не хочу подвергаться Трансформации.
— Невероятно! Такое я слышу впервые в жизни. Ты шутишь, девочка!
Мэри отрицательно покачала головой.
— Вы видите, доктор. Что это может быть?
Доктор поцокал языком и достал из маленького шкафчика опутанную проводами черную коробку с множеством кнопок и дисков. Он укрепил на голове Мэри черные зажимы.
— О нет, не думаете же вы…
— Сейчас увидим.
Доктор повернул несколько дисков и взглянул на лампочку в центре крышки коробки. Она не зажглась. Он снял с головы Мэри зажимы.
— Ну и ну, — произнес он. — Ваша дочь, миссис Кьюберли, совершенно здорова.
— Тогда что же это?
— Быть может, она лжет.
Еще несколько тестов. Еще несколько каких-то аппаратов. И еще несколько отрицательных результатов.
— Девочка, ты и впрямь хочешь убедить нас, что предпочитаешь вот это тело? — спросил красивый мужчина.
— Оно мне нравится. Это… трудно объяснить, но ведь это я — вот что для меня важно. Мне нравится не моя внешность, а то, что это я.
— Миссис Кьюберли, — произнес доктор, — пусть с Мэри серьезно побеседует ваш муж.
— Мой муж погиб. Катастрофа у Ганимеда.
— О, какая героическая смерть! Значит, он был космонавтом, да? — Доктор почесал щеку. — Когда она впервые заговорила об этом?
— Да довольно давно. Я раньше относила это за счет того, что она еще совсем ребенок. Но позже, когда приблизилось время, решила все-таки обратиться к вам.
— Да, да, конечно, очень разумно. Мм… а ведет она себя тоже странно?
— Однажды ночью я нашла ее на втором уровне. Она лежала на полу и, когда я спросила, что она делает, ответила, что пытается заснуть.
Мэри вздрогнула. Она пожалела, что мать знает об этом.
— Вы сказали «заснуть»?
— Совершенно верно.
— Но кто мог подать ей такую идею?
— Понятия не имею.
— Мэри, ты ведь знаешь, что в наше время никто не спит. Что теперь, когда побеждено это бесполезное, бессознательное состояние, в нашем распоряжении неизмеримо больший период жизни, чем у наших бедных предков. Дитя, ты в самом деле спала? Ни один человек теперь не знает, как это делается.
— Нет, сэр, но чуть было не заснула.
Доктор выдохнул струю воздуха:
— Но почему ты пыталась делать то, о чем люди давным-давно забыли?
— Это было так красиво описано в книге, что сон показался мне приятным занятием. Вот и все.
— Где? В книге? Неужели в вашем блоке, сударыня, есть книги?
— Возможно. Я давно не занимаюсь уборкой.
— Удивительное дело. Уже много лет я не видел ни одной книги.
Во взгляде Мэри отразилась тревога.
— Но почему тебе понадобилось читать книги, когда есть видеоленты? Где ты их достала?
— Это папины книги. Ему передал их его отец, а дедушке — прадед. Папа говорил, что они лучше, чем видеоленты, и был прав.
Миссис Кьюберли вспыхнула:
— Мой муж был несколько странным человеком, доктор Хортел. Он хранил эти книги, несмотря на все мои возражения.
Атлетически сложенный доктор подошел к другому шкафу и взял одну из стоявших на полке бутылочек. Из нее он высыпал на ладонь две большие пилюли и проглотил их.
— Сон… книги… не хочет подвергнуться Трансформации… Миссис Кьюберли, дорогая моя, это очень серьезно. Я буду вам признателен, если вы смените психиатра. Видите ли, я очень занят, а ваша проблема весьма специфична. Я советую обратиться в Центральный Купол. Там много прекрасных врачей. До свидания.
Мэри рассматривала свое отражение в зеркальной стене. Сидя на полу, она принимала различные позы и разглядывала себя в профиль, фас, во весь рост, обнаженной, в одежде. Потом она взяла журнал, просмотрела его и вздохнула:
— Ну-ка, зеркальце, скажи…
Слова как-то неуверенно просочились в ее сознание и сорвались с губ. Она вспомнила, что узнала их не из книги. Эти слова говорил отец, «цитировал», по его выражению. Но, однако, это были строчки из книги… «Кто прекрасней всех…»
