Михаил Савеличев - Меланхолия
- Тогда это муж, - легко согласилась госпожа Р. - Я существую в замкнутой жизни, если у меня и есть друзья, то они никак не показывают свои чувства ко мне. Может быть и они - моя "тень"? Скрытные возжелатели моего расположения. Вот вам еще одно имя в ваш дурацкий список - Жоз. Егырлы Жоз.
- А чем занимается ваш муж?
- Он строит мосты. Но о нем не так интересно...
"Разводит стрелки. В широком смысле", откомментировала Сандра.
- Ваши глупые вопросы меня заинтересовали, - призналась госпожа Р. - Столько всего поднимается со дна памяти. Ил и мусор, но вот Жоз... Мы с ней вместе учились. Она откуда-то с востока, очень способная была девочка. Лучшая в нашей группе. Знаете, из тех тайных гениев, что неожиданно выпрыгивают на свет, сверкают и вновь скрываются в неведомой нам мгле. Возможно она была волшебницей? Посвященной тайного и страшного культа безликого бога, ищущего свое лицо?
- Так что же у нее с лицом? - вклинился маленький паршивец, рассевшись на столе. - Не похоже, чтобы оно у нее отсутствовало.
- Клиника, - неожиданно поддержал его старик. - Или развлечься хочется. Пустое дело. Мельница по отработке гонорара.
- Пусть покажет, - предложил паршивец. - Интересно посмотреть. Вдруг там дыра? Бр-р-р.
- Разумное предложение, - согласился старик.
Вот этого делать не хотелось. Ни при каких условиях. Главное правило - доверяй клиенту и если клиент говорит, что у него украли лицо или даже голову, хотя собственные глаза твердят об обратном, лучше уж верить словам. Это тот редкий случай, когда обратная сторона Луны дает сбой в возможности судить о делах земных. Но уроды настолько привыкли к мирному сосуществованию, что не сомневались в своем праве заглянуть за волосы госпожи Р. И опять возникло знакомое тягучее чувство подкручиваемых нитей, натягивающих нужные мысли, чувства и мышцы. Это согласие и готовность подчиняться, лихорадочная обезволенность тела, которое дергается в такт операторских заклинаний, или что там у них есть. Как будто горячий пепел бросили в глаза и он залепил мир зернистой оранжевой пленкой переработанного, пережаренного мусора прессованных миллионолетий только для того, чтобы согреть замерзающее одиночество. Была у них такая повадка, удивленно-наивное право творить в голове собственный порядок, угрожая марсианским вторжением. Остужающая безвольность на все согласной рабочей лошади. Еще одно тайное произведение жестокого механизма человеческой организации.
Давно им не попадало. Давно им не закатывали инъекции, от которой у маленького паршивца встают дыбом волосы, рот распускается в слюнявой улыбке дебила, а старик тает до состояния призрака, выцветает в дым своих вонючих сигарет. Таламетики и нейролептики здесь не годятся, они - оружие массового поражения в пси-войнах миров, после которого ни одна вещь не представляет интереса даже для собственной души - выпотрошенная кукла, исходящая дерьмом. Тут нужна Горилла Гарри - жуткая образина воображения, подсовывающая самые гнусные фокусы собственной богатой архетипической жизни. Сумасшедший (без обиняков) конструктор самых действенных "укоротов" на моих мустангеров. Так сказать, оборотень нашей сельской глубинки.
Вот в дальнем левом углу сгущается тень, концентрируется пыль, уходя белесыми смерчиками в ворсистое покрытие пола, взбивая, насыщая неповоротливую мохнатую глыбу с провисшими руками, неряшливо приделанными к скошенным плечам, поставленную на плоские блины, изображающие лапы, где из под рахитичных наслоений гниловатой кожи должны выпирать раздутые сосиски когтистых кожаных лап. Откуда-то с потолка на сверкающих кронштейнах опускают плоскую башку с весело оттопыренными ушами и крохотными бусинками под могучими надбровными дугами, чьи дырочки яростно вращаются в поисках уродов. У них обоюдная неприязнь. Взаимная ненависть вынужденного соседства в одной и той же ментальной экологической нише. Но дело тут не в силе. Простым террором здесь не обойтись. Здесь требуется свежий подход к лоботомической операции.
- Не надо, - просит маленький паршивец, скукожившись где-то под столом. - Не надо.
- Мирное сосуществование... Взаимная корректность... - каркает старик заклятья совести.
Где он там? В какой уголок забился самоуверенный миротворец? Забыл священный принцип - хочешь жить в мире - вооружайся? У Гориллы Гарри для вас приготовлен замечательный сюрприз. Дайте только минутку, чтобы приделать башку к плечам, пропустить электричество по застоявшимся мышцам и выбить из перенасыщенной жидкости общечеловеческого безумия что-нибудь этакое...
Горилла Гарри выходит на сцену. Горилла Гарри нашла новый образ. Горилла Гарри стала волшебником. На туманной сцене вьется украшенный звездами платок, прикрепленный булавками к полу, чтобы сила магии раньше времени на показала зрителям свою нехитрую механику, рассчитанную на детей и стариков. Горилла Гарри вытягивает черные губы трубочкой от нестерпимого желания почесаться и поискаться, но бенефис - дело ответственное, здесь уместны галстук и белая рубашка, а не выкусывание блох из развесистой шерсти, тем более завод ограничен, ключ, вставленный в спину, описывает расчетливые круги, приближая неизбежное зевание публики и кидание тухлых помидор. Горилла Гарри извлекает из воздуха правой ногой розовую, бантистую волшебную палочку, пробует ее на вкус, украдкой, надеясь на благосклонность зрителей, чешется ею под неудобной жилеткой, опасно натянувшейся на его брюхе, тыкает в платок, но ничего не происходит. Палочка обнюхивается, облизывается, как травинка, побывавшая в муравейнике, осторожно трогается большим пальцем теперь уже левой ноги, отчего тонкий инструмент опасно изгибается и с него, кажется, начинает сыпаться краска. Действительно, белая спираль щетинится заусенцами, палочка выпрямляется, выпуская новую порцию розоватых облаков, и Горилла Гарри усердно колотит ею по платку, отчего тот наконец-то вырастает почти до небес и рвется, выпуская наружу нечто ужасающе черно-багровое, пятнистое, склизкое и подрагивающее отвратительной дрожью изголодавшейся змеи.
Маленький паршивец начинает орать, изображая страх, а старик бледнеет почти до полной стертости из реального мира.
- Не хочу в морилку! - надрывается паршивец. - Не хочу в морилку! Что угодно, но только не морилка!
- Так получилось, - виновато рычит Горилла Гарри, - так вышло...
- Испарись, - заклинает старик, дойдя по цвету до той подложки, на которой пространство и время проявляют свои версии действительности.
Но морилка стоит в полной своей красе - высоченный ящик с крючьями, щупальцами, жалами, безглазыми пастями, прорастающими сквозь рыхлый эпителий, кровоточащий и исходящий потоками гноя из взрывающихся язв. Чпокает плева, подаваясь напряжению внутренних хрящей, отверстие в морилку расширяется, выпуская теплый ветерок, пропитанный свинцовым запахом крови, внутренние щупальца упираются в стенки, разрывают тянучие перепоночки, выворачивая приспособление к уродам жадной ворсистой подкладкой с повисшими петлями и зажимами для шеи, рук и ног. Очень удобная штука для запугивания, но слишком радикальная для наказания. Извлеки ее Фея Фиона или, даже, Монстр Мадзаки, то договориться еще можно было бы, но Горилла Гарри отличается особым тупоумием. Это тоже машина. Несколько сот фунтов твердокаменного упрямства. Она никогда не свернет с указанного ей пути, пока не пройдет до конца.
