Барри Лонгиер - Город Барабу (Цирк - 1)
- Что случилось, Раскоряка? Ты бежишь? В последний раз, если не ошибаюсь, ты так мчался, когда третий столб раскололся и чуть не испортил тебе прическу.
- Мистер Джон, у меня к вам небольшая просьба.
Хозяин прищурился и ткнул пальцем в грудь бригадиру.
- И во сколько лет тюрьмы мне это обойдется?
Раскоряка развел руками.
- Мистер Джон, на Долдре нет тюрьмы.
О'Хара кивнул:
- Знаю. Возмещение ущерба, пытка и смерть.
Раскоряка выразительно пожал плечами:
- Что ж, в любом случае это не отнимет у вас много времени.
Хозяин поджал губы и повернулся к своему фургону.
- Раз так, то валяй.
Когда На-На, "Двухголовая Красавица, Которая Доказывает, Что Две Головы Лучше Одной", закончила просушивать Итили волосы, девочка почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. Во время вечернего представления На-На приказала Итили смочить волосы каким-то омерзительным отваром. Потом, на глазах у собравшихся, На-На вооружилась щеткой и феном и придала прическе Итили окончательный вид. Работу каждого инструмента контролировала одна голова, одна На. Теперь, когда завитые волосы окутывали все ее лицо, у Итили появилось такое чувство, словно она смотрит на мир из какого-то волосяного туннеля.
- Что скажешь, На?
На нахмурилась, потом подняла руку.
- Здесь могло бы быть попышнее. Тебе не кажется, На?
- Ты права, На. Поработай немного щеткой, хорошо? А я пока еще чуть-чуть подсушу.
- Конечно, На.
- Спасибо, На.
При виде На-На Итили просто столбенела. Каждая голова была восхитительно красива, но одна явно казалась лишней. Она тряхнула головой.
- Сиди спокойно, Булочка.
- Да, На-На. - Итили нахмурилась и, прищурившись, огляделась. В самом конце туннеля из ее собственных волос виднелась Толстая Леди, Пузырь 700-Фунтов-Превосходного-Жира. Толстуха восседала на трех стульях и наблюдала за процессом.
Гора плоти колыхнулась и величественно повела рукой.
- Надо было побольше пива добавить в ополаскиватель, На-На. Они бы лучше стояли.
- По-моему, и так стоят прекрасно. Ты согласна со мной, На?
- Да, На.
На плечо Итили опустилась чья-то рука, и девочка вздрогнула, чуть не упав с ведра, на которое ее посадили.
- Не хотела тебя напугать, дорогая, - сказала На. - Мы уже закончили. Посмотри на себя в зеркало.
- Да, посмотри, - вставила На.
Итили повернулась, еще раз взглянула на На-На и перевела взгляд на прислоненное к сундуку зеркало. Она смотрела на себя, поворачивая голову из стороны в сторону, и не знала, что сказать о своей новой внешности. Ее белые волосы торчали во все стороны, почти полностью закрывая лицо.
Толстуха хихикнула:
- Похоже на снежок на палке.
Итили еще раз посмотрела на себя и... согласилась. Она улыбнулась, потом взглянула на На-На:
- Выглядит неплохо.
- Ну, - промолвила На, - нам еще придется немного подстричь кое-где, чтобы получилось совсем кругло.
- Согласна, - сказала На. - Только понемножку.
Тростинка Ванда, Живой Скелет, вошла в палатку, даже не обратив внимания на Итили.
- Раскоряка велел заканчивать, надо сворачиваться. Остальное доделаете на шаттле.
Снаружи послышался взрыв смеха, и в палатку вбежали две карлицы. Они сразу же бросились к одному из сундуков и, повернувшись спиной друг к другу, стали переодеваться.
Смех повторился. Казалось, смеется пустая бочка. В палатку вошла Большая Сью, великанша. На пороге она пригнула голову и вытерла катившиеся по щекам слезы. Пузырь недоуменно уставилась на Сью.
- Что смешного?
Сью опустилась на сундук, стукнула себя по колену и приложила к глазам платок размером с простыню. Потом кивнула в сторону карлиц.
- Тина и Вина стояли на площадке, рядом с административным фургоном и орали друг на друга. Тина говорит: "Ты лгунья, Вина! Я намного ниже, чем ты!" А Вина отвечает: "Это потому, что ты сутулишься!" Хозяин открывает окно фургона, смотрит на Тину и Вину и со словами "детский лепет" закрывает окно!
Чтобы не рассмеяться, Итили зажала ладошкой рот, но это уже не помогло. Все расхохотались. На-На качала обеими головами, Пузырь тряслась. Карлицы переглянулись; их недовольные лица дрогнули, расплылись в улыбке, и они тоже покатились со смеху.
12
Поначалу новое окружение действовало Итили на нервы. Почти все артисты были замужем или женаты: На-На и Человек-с-Тремя-Ногами, Пузырь и Окостеневший, Тина, Вина и другие карлики. Большая Сью давно гуляла с Человеком-Волком, Диком Псиной Мордой, а Тростинка Ванда строила глазки Оггу, Недостающему Звену. Эти отношения казались ей нелепыми и даже невозможными. Но к тому времени, когда три недели спустя цирк остановился в Баттлтоне, Итили уже считала себя артисткой, тогда как все остальные - за исключением других артистов - принадлежали к "тому миру".
Человек-Волк, удобно устроившись на колене Большой Сью, любил пофилософствовать о "нашем мире".
- Уж не знаю, сколько раз за сезон мне задают один и тот же вопрос: почему я выставляю себя на всеобщее обозрение? Чаще меня спрашивают только о том, почему я не покончил с собой. - Сью почесывала ему за ушами. - Там, в том мире, внешность - это все. То же самое и здесь. Но в нашем мире мы можем гордиться нашей внешностью, гордиться тем, кто мы такие.
- Эй, Псиная Морда, - сказала однажды Итили. - Я даже жалею, что не такая, как ты. У тебя все натуральное, а мне не обойтись без перекиси и застоялого пива.
Человек-Волк улыбнулся, обнажив длинные клыки.
- Послушай, Булочка, всем нам приходится хитрить. Посмотри на это. Он пощелкал себя по зубам. - Коротки. Я подкрашиваю нос черной краской, а послушала бы ты, как я вою и рычу. - Он кивнул в сторону Сью. - Те стальные прутья, которые она завязывает в узлы, - они из армированной резины. Важно, что видит зритель.
Утром и вечером, когда цирк становился на новое место или сворачивался, Итили работала на тракторе. Рабочие прозвали ее Полоумным Снежком за дурацкую ухмылку и текущую изо рта слюну - штрих, добавленный по предложению Рыбьей Морды. Публика с удовольствием ходила поглазеть на идиотку, а Итили избавилась от необходимости отвечать на малоприятные вопросы зрителей, среди которых вполне мог оказаться полицейский.
Поздно вечером, отогнав трактор на место, она устало тащилась в шаттл и, обессиленная, падала на койку. У нее не было времени думать о Чайне и Диве или о полиции. Перед сном она пыталась иногда вспомнить, как выглядели отец и мать, но память о них становилась все слабее и туманнее. Цирк уже заканчивал выступление на Долдре - шла последняя неделя, - когда Итили осознала, что у нее появились новый Дом и новая семья.
Была, однако, одна связь, которая оставалась для нее загадкой. Она всегда делила с Раскорякой ленч, и каждый раз к их раскладному столику подсаживалась Диана, Королева Трапеции. Раскоряка и Диана болтали и смеялись, и через некоторое время Итили почувствовала, что Диана понемногу попирает ее право собственности. Она стала наблюдать за прекрасной гимнасткой и уродливым бригадиром. Во время предпоследней стоянки Итили и Диана оказались за ленчем вдвоем. Поднялся сильный ветер, и гимнастка, посмотрев на хлопающий полог шапито, покачала головой и принялась за еду. Итили нахмурилась:
