Любомир Николов - Червь на осеннем ветру
Грэма охватила смертельная усталость. А вместе с ней пришла боль, разливаясь по всему телу. Ему хотелось только одного — отдохнуть, выспаться, утонув в густой траве этого спокойного луга.
Он сел, потом медленно опрокинулся на спину, и мягкая трава сомкнулась над ним, пуховиком легла под натруженные плечи, закрыла его от внешнего мира. Бледные звезды нежно, не мигая взирали на него с такого далекого неба.
Это было истинное блаженство. Досадный вопрос «где я?» прокрался было в мозг, но Грэм лениво отогнал его. Зачем спешить?.. Каким бы ни был этот мир, сегодня он дарил Грэму сладостный отдых. Утро вечера мудре…
Грэм спал.
6
Какой кошмар…
Грэм заворочался, и откинутые мягкие пледы легли рядом. Наверное, было уже поздно, потому что он почувствовал на лице тепло солнечных лучей, проникающих сквозь оконное стекло. Поблизости сонно промурлыкала Дебора.
— Спи, спи, — пробормотал Грэм. — Нам некуда спешить.
И открыл глаза.
Реальность окатила его, как ушат холодной воды. Он приподнялся на локтях, сел и осмотрел незнакомую поляну, лес, речку вдали…
Значит, это был вовсе не кошмар!
Сейчас он вспомнил все, что с ним происходило, — погоню, последнюю, отчаянную схватку с роботами, смерть чужого разума, крушение мира… Вспоминал спокойно, без излишних подробностей, которые довели его до катастрофы. Наверно, даже если напрячь всю память, он не смог бы заново пережить полет сквозь пространственный туннель и фантастические галлюцинации, порождаемые столкновением с встречными потоками.
Этот мир встретил его гостеприимно. Может быть, хоть здесь он обретет покой. Но куда он попал? На какую планету? Есть ли тут люди, есть ли связь с Землей? Странно, но это его не волновало. Какая-то другая, неясная тревога была разлита вокруг. Что-то было не так в этом тихом, спокойном мире. Он опять испытал мучительное чувство, что реальность — всего лишь занавес, скрывающий истинную сущность бытия. Подсознание улавливало какую-то несообразность во всем, что его окружало. Но что именно было не так? Пейзаж выглядел таким мирным, неспособным породить какую бы то ни было угрозу…
Словно нарочно, чтобы развеять его сомнения, с неба долетел хриплый, злобный старческий смех. Грэм вскочил на ноги, повернулся и застыл на месте, не веря собственным глазам.
Низко над верхушками гигантских елей летела деревянная ступа — огромный стакан, выдолбленный из неотесанного цельного пня. Внутри его сидела сухощавая старушенция, давно перемахнувшая столетний рубеж, одетая в рваное черное платье в заплатках и засаленную дубленую жилетку. Запавший беззубый рот был почти незаметен на ее потемневшем от грязи лице, но зато костлявый подбородок, усеянный жидкими седыми волосками, воинственно торчал, накрываемый сверху огромным горбатым носом, украшенным бородавкой величиной с виноградную косточку. Свалявшиеся сивые волосы выбивались из-под грязного платка, развеваясь на ветру. Под темным кустарником бровей блестели маленькие глазки, полные хитрой злобы и радостного предвкушения какой-нибудь скорой пакости. Двумя костлявыми руками старуха крепко держала длинную, изрядно потрепанную метлу, энергично размахивая ею, как гребец на байдарке-каноэ. Вопреки всем ожиданиям, этого движения было вполне достаточно, чтобы придать ступе приличную скорость, сравнимую со скоростью самолета.
«Невероятно! — изумился Грэм. — Какая-то немыслимая, первобытная антигравитационная система!»
Фантастическое видение длилось всего несколько секунд. Старушенция перекинула метлу по другую сторону летательного аппарата, ловко загребла и скрылась за кронами деревьев. Издали в последний раз донесся ее смех, и над поляной вновь воцарилось спокойствие.
Внезапно Грэм понял, что же все-таки было не так. Цвета! Никогда прежде он не видел пейзаж со столь чистыми, яркими цветами — как на картинке в детской книжке. Небо ослепительно синее, совершенно одного и того же тона повсюду, даже у горизонта, где оно должно быть явно темнее. Трава, словно омытая недавним дождем, блестела неправдоподобной, изумрудной зеленью. Темно-зелеными были тенистые ели в лесу, словно тщательно нарисованные масляными красками. Река вдалеке не отличалась теми характерными для реальной воды серо-коричнево-зелеными оттенками, а сияла чистой синевой почти того же тона, что и небо.
Даже солнце! — неожиданно заметил Грэм. Оно грело, но не слепило глаза. Его можно было рассматривать — бело-желтый шар на плотной синеве небес, окруженный лучистой короной из оранжевых языков пламени.
Дебора опять замурлыкала и потянулась в траве возле его ног. Грэм бросил взгляд в ее сторону и не сумел сдержать удивленного восклицания. Что стало с Деборой! Ее длинное черное тело было таким же, как всегда, но лишь на первый взгляд. Неизвестный художник прошелся кистью по телу пантеры. Сейчас ее шерсть утратила блеск и выглядела насыщенно черной — как ночь, как сажа. Несколько штрихов превратили Дебору в шарж, в гениальный эскиз симпатичного, ловкого хищника, не имеющего ничего общего с реальностью.
И лишь теперь Грэм решил оглядеть собственное тело. Он уже был готов к тому, что заметит что-то необычное, но, несмотря на это, вздрогнул, увидев собственные ноги в узких зеленых брюках и остроносых, красных сапогах из хромовой кожи до середины голени. Сверху на нем была надета зеленая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с большой лимонно-желтой пряжкой. На плечах лежал красный зубчатый воротник, переходящий в висящий за спиной капюшон.
Поблизости синел небольшой пруд, обросший нереальным нарисованным камышом. В несколько прыжков Грэм подскочил к пруду, раздвинул жилистые зеленые стебли и наклонился над водой. Неподвижная, гладкая синеватая поверхность отразила его лицо — знакомое и незнакомое, смесь стилизованных черт, которые превращали его в сказочного героя — русоволосого, смелого, решительного…
Не зная, каким образом, Грэм напряг волю и увидел в водном зеркале, как постепенно исчезает дорисованное и появляется его прежнее, настоящее, хорошо знакомое лицо. Отражение задрожало, зеленая рубаха опять превратилась в драный красный свитер, брюки стали синими, сапоги — коричневыми, из искусственной кожи с магнитными «молниями»… Но ненадолго. Достаточно было ослабить напряжение мысли, как нарисованный образ появлялся опять с наглостью назойливой мухи. Можно было снова его прогнать, но Грэм лишь махнул рукой и вернулся к Деборе. Если и в этом мире есть «чужак», то лучше всего вступить с ним в игру, пока не станет ясно, что к чему.
