Григорий Тёмкин - Звёздный егерь
Что ж, решил Бурлака, если следовать земной аналогии, становиться надо на краю. Он отошёл к узкому дальнему краю поляны, встал спиной вплотную к кустам. Обзор отсюда был оптимальный: лес проглядывался метров на сто вперёд и метров на двадцать в стороны. Правда, если трёхпалый выскочит в самом узком месте, то поляну он перемахнёт в считанные секунды. И тут уж всё будет зависеть от искусства стрелка. Ну да ладно, главное, чтобы трёхпалый появился в пределах видимости.
Бурлака плотнее прижался к кустам, удобно устроил стволы ружья на согнутом локте левой руки, правой без лишнего напряжения придерживая резное ложе из ольхи. Подумал, на всякий случай сдвинул вперёд большим пальцем ребристый ползунок предохранителя и принялся ожидать, с волнением вслушиваясь в каждый звук.
Стас, побежавший, чтобы зайти справа, тоже понял, что звери ходят по кругу, и потому не удивился, когда шум начал удаляться от места, где должен был стоять Бурлака. Стараясь рассуждать спокойно, Стас, как учили на занятиях по теории общих и относительных миграций, мысленно рассчитал возможный путь движения животных и занял соответствующую позицию.
День подходил к концу. Солнце тугим яичным желтком нависло над деревьями, заставляя кроны блестеть и переливаться тысячами живых радужных огоньков. Соскальзывая с негустой листвы, солнечные лучи ложились под углом на высокие тонкие стебли хвощей, на стройные, подтянутые столбы сосен, на бочкообразные стволы гигантских равеналий, и те вспыхивали золотыми шершавыми иконостасами коры. От этого подвижного, плавающего блеска неосвещённая сторона деревьев казалась ещё чернее — почти такой же чёрной, как бездонный, всепоглощающий космос, в котором, словно эмбрионы в материнской утробе, растут, набираются сил бесконечные мириады планет.
Треск кустов приближался. Судя по шуму, звери двигались прямо на него. Стас сунул станнер в кобуру, вытер вспотевшую ладонь о штанину и снова взял станнер в руку. Курс стрельбы из этого лёгкого, плоского, похожего на длинноствольный игрушечный пистолетик оружия входил в программу обучения, и у Стаса по этому предмету всегда было «отлично».
Он не сомневался, что попадёт в трёхпалого с первого выстрела.
Грауфф не стал далеко отходить от того места, где они только что перекусывали и спорили. Ему тоже было ясно, что гон идёт по кругу. Он решил, что правильней будет остаться здесь, посреди большой прогалины, у тропки, проложенной трёхпалым.
Каковы бы ни были причины, побуждающие трёхпалого убивать, он вряд ли в таком состоянии испугается сидящего на поляне человека. Зато отсюда круговой обзор, и вполне вероятно, что трёхпалый ещё раз пробежит по собственным следам. «Пожалуй, я выбрал самую удачную позицию», — подумал Грауфф. И с удивлением отметил, что это нисколько его не радует.
Охотник слышал, как звери прошли рядом с Бурлакой, потом отвернули в сторону, пошли на эколога, но тот, видимо, опоздал подстроиться, и звери промчались мимо.
Теперь, если они выдержат ту же траекторию движения, то минуты через две пройдут где-то здесь.
Грауфф легонько хлопнул указательным пальцем по боковой плоскости спускового крючка. Предохранитель — маленькая алая кнопочка — со щелчком ушёл влево. И сразу же пришло ощущение того, что оружие на боевом взводе, готово к стрельбе.
Доктор ласково погладил цевье своего ружья. Это был антикварный пятизарядный охотничий автомат с прекрасной отделкой, гравировкой на предохранительной скобе, перламутровой инкрустацией на ложе. Автомат обладал хорошей кучностью и прекрасным резким боем, охотники завидовали Грауффу, что у него почти никогда не остаётся подранков. Грауфф получил автомат в наследство от отца, отцу он достался от деда, а деду его сделали на заказ по образцу из музея охотничьего оружия. Грауфф гордился своим автоматом, как, впрочем, и большинство опытных охотников гордятся своими ружьями, будь то двухстволка с горизонтальным расположением стволов или изящный бокфлинт, выполненные по моделям девятнадцатого — двадцатого веков, дубликат средневековой пищали в облегчённом варианте, похожий на маленькую пушку или даже рычажный арбалет с пластиковым ложем. Впрочем, молодёжь иногда роптала, что приходится охотиться с таким допотопным оружием, но Грауфф давно оценил и поддерживал закон, запрещающий развитие и совершенствование средств спортивной охоты и рыбной ловли.
Такой закон был принят много веков назад и едва не опоздал: достижения науки и техники, применённые к охотничьему оружию, сделали охоту настолько комфортабельной, безопасной и добычливой, что нелёгкий спорт выносливых, мужественных энтузиастов начал превращаться в жестокое развлечение для любителей пострелять. По новым правилам на охоту разрешалось выходить с оружием образца не позднее середины двадцатого века, запрещалось во время охоты использовать наземные или воздушные транспортные средства, биорадары, гипноманки; нельзя было на охоте пользоваться радио- или видеосвязью, только в случае опасности охотник мог активировать миниатюрный передатчик, который давал только один сигнал — SOS. По этому сигналу немедленно прибывал спасательный рафт, независимо от ситуации охота автоматически считалась законченной, а охотник возвращался на базу. За исключением самых экстремальных обстоятельств, возвращение подобным образом в прах рассыпало охотничью репутацию, поэтому охотники вообще старались забыть, в какую пуговицу или пряжку костюма вмонтирована радиосирена.
Охота благодаря этому закону снова стала суровой — не просто радостью общения с живой природой; впрочем, Глеи Грауфф и не представлял себе иначе. Он считал, что ни разу не погрешил против охотничьих правил, разве что благодаря объективному стечению обстоятельств имел возможность иногда охотиться там, где другим охота была заказана.
На самом дальнем краю прогалины затряслись, шумно всколыхнулись ветки. Из кустов полосатой стрелой вылетела взъерошенная, расцвеченная, как бенгальский тигр, лисица, в один прыжок перескочила полянку и скрылась в лесу. Спустя несколько секунд чуть подальше, за деревьями, возник массивный силуэт, мелькнули высокие ноги, и, прохрустев копытами по сушняку, зверь понёсся вслед за лисой в сторону Бурлаки.
Грауфф успел заметить только, что ноги у животного были толстые, толще, чем у коня или лося, а на стройной изящной шее сидела непропорционально маленькая голова с одним или двумя рожками. Трёхпалый показался лишь на долю мгновения, и стрелять по нему через деревья и кусты было бесполезно.
Грауфф вытер со лба пот и с облегчением повесил автомат на плечо.
