Валерий Генкин - Сшит колпак
— Ну вот, — сказал Дмитрий.
— Что и требовалось доказать, — добавил Дамианидис.
— Так-то, — подвел итог Борис. — А интеллект без чувства юмора — это, знаешь ли…
— Не согласен! У меня есть все основания остаться при своем убеждении. Вы просто не в состоянии постигнуть подлинные масштабы моей мудрости!
— Как-то один хашурец зажмурился сладко и говорит… — начал Евгений.
Все затихли.
— И говорит: «Судя по всему, у меня огромные запасы мозгов. Для того, чтобы ими пораскинуть, мне иногда требуется целая неделя!»
Борис и Дмитрий рассмеялись. Кивала приоткрыл рот, подождал немного и раздельно и старательно произнес:
— Хум, хум, хум.
Глава восьмая. ПРОФЕССОР ХИМИИ
Они медленно шли по вечерней дороге. Слева тянулось алое поле колючек, справа краснел верхушками влажный лес. Было тихо.
— Вы угадали, — покашливая говорил карлик, — я не Сейт-бала. Сейт-бала — моя вторая. А я — третья. Позвольте представиться: Сейт-гуна.
— Где же ваша вторая? — спросил Дмитрий.
— Сейт-бала удалился.
— А первая?
— Тоже.
— Вы когда-нибудь собираетесь вместе?
— Очень редко, что печально. Ведь тройственная встреча оставляет иллюзию наиболее полного воплощения в телесном мире.
— А, так вы признаете…
— Признаю что? — насторожился Сейт-гуна.
— Что вас тянет в телесный мир. Хочется ощущать звуки, запахи, тяжесть.
— Я этого не говорил, — возразил карлик. — Речь шла об иллюзии. Иллюзии не опасны. А телесный мир низмен и подл. Мы его презираем. Мы презираем вещи.
Солнце погасло в устье дороги, холодный ветер пробежал по синей опушке.
— Куда мы идем, однако?
— В маленький городок, некогда вертеп и рассадник мерзости, которому по иронии судьбы суждено было стать колыбелью великого движения единства и растворения.
— В какой же стадии мы его найдем — рассадника или колыбели?
— В промежуточной.
Городок встал перед ними внезапно. Карлик-вожатый свернул направо, потом метнулся влево мимо ветхой стены, ссыпался по каменным ступеням в колодец тусклого переулка и юркнул в провал полукруглой двери. Дмитрий едва поспевал. За дверью открылся душный звучащий мир. В синем, белом, зеленом свете суетились люди, бесформенное тело толпы занимало центр зала, пульсирующие отростки булькали по углам у стоек.
— Ночной отдых категорий. Зорийцев здесь не встретишь, — сказал Сейт-гуна, дотянувшись Дмитрию до уха.
Стеклянные глаза разной величины пялились со стен — ободранных стволов, покрытых жирным лаком. Толпа обреченно колыхалась под ритмичные звуки. Люди дергались, изгибались, почти падали.
— И все же они теперь свободны, — сказал поэт.
— Слишком свободны, — сказал садовник.
— А, вы здесь? — спросил Дмитрий.
— Мы всегда с вами, — сказал поэт.
— Всегда рядом, — подтвердил садовник. — Вы же знаете, без нас вам пришлось бы туго. Ведь мы приставлены к вам гидами.
— Проводниками, — уточнил поэт.
— Какая разница! — недовольно сказал садовник. — Вечно ты перебиваешь!
— А еще лучше — вожатыми. Вожатый — самое подходящее слово.
— Ну, знаешь. — Садовник обиженно замолчал.
— Полно, Вергилии, не надо ссориться. Мне довольно строенного спутника Сейта, не хочу видеть рядом еще двух расстроенных.
— Вы нас гоните? — спросил садовник.
— Нет, нет, Дмитрий не гонит нас! — радостно закричал поэт. — Он просто хочет видеть нас веселыми. Строенный — расстроенный, ах, этот каламбур может оценить только поэт, уверяю вас.
Музыка умолкла. На табуретку вскочил молодой мужчина с бородой в три косицы. Он держал палку с плакатом:
УБЕЙ В СЕБЕ ГАДА -
БЛАЖЕНСТВО НАГРАДА
Бородатый потряс косичками, набрал воздуха и заговорил с напором:
— Дети-цветы! Ищите невидимое под видимым. Бейтесь с трясиной вещей. Черный князь мира сего вздымает темные зовы тела, сеет тлетворные семена вожделения, ведет плоть против духа. Идите же в праведный бой, помня и надеясь… — Он качнул свой жезл и повернул плакат другой стороной:
ВЫРВИ ДУШУ ИЗ ДУШНОГО ПЛЕНА
И СПАСЕШЬСЯ ОТ ПРАХА И ТЛЕНА
— И надеясь, — говорил бородатый, напрягаясь до страстного хрипа, — что лишь идущим к просветлению откроется благо высшего существования. А вы, — он повернулся к темному углу, обращаясь почему-то к двум фигурам, вяло топчущимся под резкую, крикливую музыку, — вы, слепые поводыри слепых, похотливые ейлы, источники нечистот и смрада, вы жизнью своей свидетельствуете, что путь ваш ложен, что облик телесный, поднятый вами как знамя, есть провал и потерянное звено…
— Он говорит правильно, только слишком много о плоти. Пора забыть это слово, — сказал Сейт-гуна. — Не так уж оно безобидно. Он еще почувствует это на своей шкуре. Мелкие теоретические промахи чреваты крупными ошибками в практической борьбе. А что мы делаем с такими путаниками, как вы думаете?
— Применяете методы Катапо? — предположил Дмитрий.
— Не стоит вспоминать это имя. Дурной тон. Мы имеем нескромность считать, что располагаем собственными методами. И способны найти иных исполнителей. Вот целая толпа молодых — спросите любого, ни один не знает, кем был Катапо.
— Забывший свою историю слеп.
— Зато его не мучают сомнения в истинности пути. Впрочем история — конек моих второй и первой. Я только знаю, что вы ее прилежно изучаете. Может быть, откроете им глаза, — карлик повел рукой вокруг. — Кто из них просил объяснить, что есть история? Правда, перед вами тени. Вы опоздали.
Сквозь толпу пробиралась молодая женщина, качая стриженной головой на тонкой длинной шее. Молния ударила у ног Дмитрия. Анна. Она протянула руку:
— Тэр.
— Вот и мой знакомый профессор химии! — радостно закричал садовник.
— Ах, — сказала она, улыбаясь большим ртом, — всего-то полгода преподавания в колледже. Я ведь за вами. — Она смотрела на Родчина серьезно, приближая знакомое скуластое лицо с запавшими огромными глазами и крепко беря его за руку. — Идемте.
Они шли мимо высоких переполненных мусорных баков и слепых брандмауэров, мимо ржавых пожарных лестниц и веревок с сырым бельем. По узкой наклонной галерее с источенными жучком перилами они поднялись на шестой этаж. Тэр ключом открыла дверь, снова нашла руку Дмитрия и повела, уверенно обходя сундуки с оббитыми углами. По пути глянула в мутное зеркало желтого шкафа, заступившего дорогу, тронула короткие волосы и, свернув к стене, подняла соломенную шторку. Открылся тусклый экран. Тэр нажала круглую черную кнопку.
