Елена Федина - Сердце Малого Льва
После пустой площади Согласия, Зела как будто попала в муравейник. Это был аппирский квартал, город жил здесь бурной ночной жизнью: горели вывески, проносились наземные модули — монокары, сновали туда-сюда уроды всех мастей. Многие хромали или передвигались в тележках и креслах. Если б Зела не была так расстроена, то наверняка бы заметила, что смотрится здесь дико.
Мутанты поглядывали на нее косо, и это наконец стало ее смущать. Она ничего не боялась, потому что в сумочке у нее был видео, а на руке переговорник. В любую секунду она могла вызвать мужа или внука. Зела представила себе эту ситуацию и вдруг поняла, что не сможет им объяснить, где находится.
— Извините, что это за улица? — спросила она у щуплого парнишки, отмывающего чей-то роскошный монокар.
— Во всяком случае, эта улица не для вас, — ответил он, утирая той же тряпкой свой вспотевший лоб.
— Как она называется? — нервно уточнила Зела.
— Улица Счастливая, мадам, — улыбнулся парень.
— Ах, Счастливая, — усмехнулась она.
— Да. Только вы, кажется, несчастны, — тряпку он бросил в ведро и посмотрел на нее с сочувствием, — может, хотите повеселиться?
— Как? — удивленно спросила она.
— Очень просто, как все. Посидим в «Корке апельсина», напьемся «Парашютиста», спланируем, и я вас даже ни о чем расспрашивать не буду. Идет?
Предложение было столь диким, что даже не показалось оскорбительным. Парнишка тоже был щупленький и некрасивый, хотя некоторый шарм в нем был. Пойти с ним в какой-то кабак было бы абсурдом, но, может быть, именно абсурда ей сейчас и не хватало?
— А как же твой кар? — спросила Зела.
— Черт с ним, — махнул рукой парень, — каров полно, всех не перетрешь.
— А почему же не роботы их моют?
— А мы что будем делать?
— Но… но ведь столько заводов понастроили!
— Они далеко от центра, мадам. Вот там как раз для роботов и место.
Они уже шли по улице вдоль витрин и вывесок.
— Он же тебе не заплатил за мытье, — вдруг остановилась Зела.
— Конечно, — усмехнулся попутчик, — он за мной не побежит.
— Может… я тебе как-то компенсирую твой заработок?
— Ты богатая девочка, сразу видно, — понимающе кивнул он, — и любой альфонс тебя облапошит в два счета. Только я пока еще не из их числа. Пошли.
«Корка апельсина» находилась глубоко в подвале. Там было душно, дымно, шумно и темно. Совершенно ошалевшая Зела присела за столик в углу, в душе еще не веря, что это происходит с ней. На всякий случай она проверила, в порядке ли браслет с переговорником и представила, что она по нему скажет: «Ричард, я в аппирском квартале, сижу в «Корке» с мойщиком каров и пью этот засахаренный спирт под названием «Парашютист».
На сцену под всеобщие аплодисменты вышла пьяненькая девушка с гитарой и запела. Одна рука у нее была намного короче, ей она перебирала струны. Половина волос слева отсутствовала. Вообще, облысение встречалось у аппиров так часто, что даже вошло в моду. Когда-то ее внук Герц тоже выбривал себе полголовы, а теперь уже всю.
Зела смотрела на свое окружение с любопытством и жалостью. Так проводить время можно было только от большой тоски и полной пустоты внутри. Напиток она пригубила, но пить не стала.
— Глотни, — посоветовал ее спутник, — будет легче.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Если я отвечу, — усмехнулся он, — я спрошу тебя. Согласна?
— Почему бы нет?
— Тогда зови меня Кси. Меня все так зовут.
— Странно, — удивилась Зела, — меня тоже когда-то звали Кси. Ла Кси. Это было так давно…
— А как зовут тебя сейчас? — с любопытством спросил собеседник.
— Просто Ла, — ответила она подумав.
— Ты слишком хороша для аппирки, — недоверчиво сощурился он.
— Тем не менее, я аппирка, — грустно улыбнулась Зела.
Кси выпил полстакана и даже не закусил.
— Впрочем, чему я удивляюсь? — усмехнулся он, — тебя, наверно, отладили в больнице у землян. Богатым всё доступно… А мы, уроды, своей очереди никогда не дождемся.
Она взглянула на него внимательней. Всё, как будто, было на месте: руки, ноги, волосы…
— У тебя есть проблемы, Кси?
— А у кого их нет?
— Ну, земляне многих уже вылечили.
Собеседник посмотрел на нее как на наивную девочку.
— Чтобы к землянам в больницу попасть, надо быть или очень богатым, или безнадежным. Самых тяжелых они берут без очереди. Я, как видишь, не самый тяжелый.
— А ты… стоишь в очереди?
— А как же! Восемь тысяч триста девятнадцатым.
Кси допил стакан до дна.
— Не будем о грустном, — бодро сказал он, — сейчас я буду тебя развлекать. Я же обещал.
— Как? — с жалостью посмотрела она на этого худенького некрасивого мальчика.
— Как умею, — усмехнулся он и встал.
Зела увидела сквозь завесу дыма, как он прошел на сцену, прогнал девочку с гитарой и под всеобщие крики одобрения объявил в микрофон:
— Я сегодня в ударе, ребята! Слушайте и не говорите, что не слышали! Экспромт посвящаю своей прекрасной спутнице!
Этот невзрачный мойщик каров уверенно и, видимо, привычно сел за раздолбанный синтезатор, настроил тембры, зажмурился… А потом случилось чудо. Зела услышала самую прекрасную музыку в своей жизни, волшебную, нежную, возвышенную, сладостную как утренний сон. Руки музыканта летали над клавиатурой, а глаза всё время были закрыты, и он из невзрачного мальчика сразу превратился в какого-то гиганта и колосса. Сначала она пыталась запомнить мелодию, но та всё время менялась. Тогда она просто расслабилась и стала слушать.
Почему-то вспомнилась вся жизнь, какими-то отрывочными кусками проплывала она перед глазами, то страшная, то счастливая.
Прекрасный эрх в храме Анзанты смотрел на ее фреску, а у нее разрывалось сердце там, за колонной. Она как будто чувствовала, что это ее мужчина, но он прошел мимо…
Толстые ноги Синора Тостры стояли в тазу и пахли потом. Она обмывала их, стоя на коленях…
Визжали эти ужасные женщины на Тритае и тыкали ей в лицо кистью с зеленой краской…
Она выходила на поклон после первой своей большой роли, зал рукоплескал, ослепляли вспышки камер…
