Майкл Муркок - Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]
— Вот значит где! А я то гадал!
— Я уверен, Миледи Шарлотина не уступит вам свою новую игрушку, — продолжил Лорд Джеггед. — И только потому, что этот маленький монстр вам необходим.
— Миледи Шарлотина ненавидит меня, — бесхитростно сказал Монгров.
— Вы ошибаетесь.
— Я постоянно ощущаю ее ненависть. Она ничего не уступит мне. Скорее всего она завидует моей коллекции, — продолжал Монгров с мрачной гордостью. Моя коллекция огромна — ей нет равных!
— Многие говорят, что она великолепна, — вставил Джерек.
— Благодарю, — ответил с чувством гигант.
Отношение Монгрова преображалось на глазах. Видимо, все, в чем он нуждался — это чтобы кто-то принимал всерьез его страдания. Тогда он мгновенно забывал все былые насмешки и глумления. За несколько минут в глазах Монгрова Джерек превратился из заклятого врага в близкого друга.
Карнелиан убедился, что Лорд Джеггед понимает Монгрова не хуже его самого. «Не зря многие находят его проницательность удивительной» — подумал он.
— Вас не затруднит показать нам питомник, мой несчастный Монгров? — спросил Лорд Джеггед.
— Нисколько, — пробормотал тот. — Но если честно — там нет ничего особенного. Он не так великолепен, как Питомник Миледи Шарлотины, и не так примечателен, как коллекция Герцога Квинского, у него нет даже разнообразия зверинца твоей матери, Джерек, — Железной Орхидеи.
— Я уверен, что вы скромничаете, — сказал Карнелиан дипломатично.
— Разве ты тоже хочешь взглянуть на него? — удивился Монгров.
— Еще как! — воскликнул Джерек. — Это моя мечта. Я слышал, что у вас содержится…
— Эти трещины, — выпалил Лорд, намеренно прерывая своего друга, — они новые, не правда ли, дорогой Монгров? Он показал на несколько больших расселин на дальней стене зала.
— Да, трещины сравнительно недавнего происхождения, — согласился Монгров. — Они нравятся вам?
— Они превосходны!
— Не слишком глубокие? — осведомился Монгров с волнением в голосе.
— Ничуть. Как раз нужной величины. Признак настоящего мастерства художника.
— Я счастлив, Лорд Джеггед, что меня посетили люди с таким тонким чувством прекрасного! Вы должны простить меня, если раньше я позволил себе быть нелюбезным с вами.
— Нелюбезным? Что вы? Осмотрительным — пожалуй! Но не нелюбезным.
— Прошу к столу, — сказал Монгров и сердце Джерека тревожно сжалось. — Ленч, а затем прогулка по питомнику.
Монгров хлопнул в ладоши, и на столе появились явства.
— Божественно! — воскликнул Лорд Джеггед, оглядывая бесцветное мясо, водянистые овощи, увядшие салаты и комковидные приправы. — Что это за деликатесы?
— Это банкет времен Чумного Столетия — гордо ответил Монгров. — Вы слышали о чуме, которая вспыхнула в Солнечной системе, кажется, в 1000-го столетии, заразив всех и вся.
— Чудно!
Лорд Джеггед сумел изобразить такой правдоподобный энтузиазм, что Джерек, сражаясь с приступами тошноты, был потрясен самообладанием друга.
— А это что такое? — вопрошал Лорд Джеггед, выбирая блюдо с трепещущей кровавой плотью.
— Где? А! Это моя собственная репродукция, хотя я уверен, что она соответствует подлиннику. — Монгров привстал, всматриваясь в очертания жуткого месива поверх голов Лорда Джеггеда и Джерека. — Это, кажется, Роза! Или нет. Возможно, это Рожа![11] Проклятье, я запутался, хотя так досконально изучал все материалы, которые сумел раздобыть. Ведь это одна из моих любимых эпох. Да, забыл. Если это Рожа, то вы можете испытать интересное ощущение «смерть от пищевого отравления». Вы ведь не умирали ни разу от отравления, а Лорд?
— Увы, ни разу, — с сожалением ответил Лорд Джеггед, — однако на это потребуется время, а я жажду увидеть ваш питомник.
— Что ж, отведаете это в другой раз, — разочарованно сказал Монгров. — Жаль, но мне придется тоже воздержаться от соблазна. А как ты, Джерек?
Джерек судорожно потянулся к ближайшему блюду.
— Я лучше попробую вот это, оно выглядит аппетитно.
— Аппетитно? Я бы предпочел иное определение. Вкус не являлся критерием кулинарии Чумного Столетия, я, к примеру, исхожу из иных соображений, творя мои трапезы…
— Нет, нет, — согласился Джерек. — Я имел в виду, что оно выглядит э…
— Нездоровым, — подсказал Лорд Джеггед, уплетая уже новое блюдо очень похожее на только что отвергнутую Розу или Рожу.
Джерек поглядел на Монгрова, которому пришлось по душе замечание Лорда.
— Да, — согласился Джерек чужим голосом.
— Нездоровым или болезнетворным. Это правильно. Но блюдо не особенно повредит Вам. Оно обладает иным метаболизмом, нежели рисует Ваше воображение.
— Монгров подвинул блюдо ближе к Джереку. В мутно-коричневом соусе Джерек увидел несколько видов зеленовато-отталкивающих растений.
— Накладывай себе сам.
Джерек зачерпнул крохотную порцию сомнительного лакомства.
— Не стесняйся, — сказал Монгров с набитым ртом. — Клади больше. Здесь изобилие.
— Да, — пролепетал Джерек и положил еще пару ложек вещества себе на тарелку.
Это была наиболее отвратительная пища, какую он когда-либо видел. Джерек предпочитал невидимые средства для поддержания своего существования, не испытывая интереса, а тем более, пристрастия, к грубой еде.
На мгновение он пожелал, что лучше бы им предложили Турьянского навозного кита. С трудом проглатывая деликатесы Монгрова, Джерек сквозь приступы спазмов с удивлением заметил, что, несмотря на явный аппетит Лорда Джеггеда, у того на тарелке еда совсем не убавлялась. Он пообещал себе непременно научиться подобному фокусу.
— А теперь, — сказал Монгров, — прошу в мой питомник.
— Он посмотрел с печальной добротой на Джерека, который все еще не мог подняться со стула:
— Тебе нехорошо? Возможно угощение оказалось более болезнетворным, чем полагается.
— Возможно, — выдавил Джерек, опираясь ладонями на стол и прилагая невероятные усилия, чтобы выпрямиться.
— Ты не чувствуешь головокружения? — участливо спросил Монгров, с силой сжимая локоть Джерека, чтобы его поддержать.
— Самую малость.
— Нет боли в желудке? У тебя есть желудок?
— Думаю, есть. Да, я чувствую некоторую боль.
— Хм-м, — нахмурился Монгров. — Может быть, лучше перенести осмотр на другой день или повременить с этой экскурсией?
— Нет, нет, — вмешался Джеггед. — В состоянии подавленности, Джерек проникнется увиденным, прочувствует, оценит. Он наслаждается ощущением недомогания. Это подводит его к подлинному пониманию болезненной сущности человеческого бытия. Не правда ли, Джерек?
