Александр Рыжов - Земля Тре
- Сто шагов?
- Да.
- А как у вас стреляют лучшие?
- Два раза по столько.
- С двухсот шагов попадают в белку?
Пяйвий кивнул, стал смущенно теребить пальцами тетиву, ожидая дальнейших расспросов. Но Глеб думал уже о другом. Он поднял два обломка - все, что осталось от самого надежного в мире лука, - и пробормотал:
- Как же так?
Разлом показался ему странным - слишком ровные края. Так не бывает, когда деревяшка ломается сама по себе. Но если ее подпилить - хотя бы чуть-чуть, - то...
Когда они вернулись к реке, все были уже в сборе. Коста потрошил глухаря.
- Ну как?
Глеб в ответ махнул рукой - словно загонял гвоздь в дубовую доску. Коста окинул его цепким взглядом - сверху вниз.
- А где твой лук?
- В лесу...
Глеб рассказал о встрече с волками, о меткости Пяйвия, отдельно - о сломанном луке.
- Ты уверен? - спросил Коста, не дав ему договорить.
- Нет, не уверен. Но этот лук был со мной на Дунае, на Каме, на Волге, я ходил с ним на хазар и на печенегов, и он никогда...
- У всякой вещи свой срок.
- Это верно. Но все-таки... - Глеб хотел выговориться, нехорошее предчувствие сдавило грудь, но слов, чтобы высказать его, не находилось. - Пора плыть, время не ждет.
Коста аккуратно уложил ощипанного глухаря на плоский камень, вытер руки о траву.
- Приготовим обед и отчалим. Дело недолгое.
- Здесь дурное место. Пахнет смертью... Коста сдвинул брови на переносице, но ничего не сказал. От ушкуйников, расположившихся поодаль тесной кучкой, отделился Илья. Спросил, подойдя:
- Что дальше?
- Сгоняйте за дровами, костер надо развести, - сказал Коста. - Только быстро! Глебу не сиделось:
- Я с вами.
За хворостом пошли все, кроме Косты. Затрещал сухостой. Этот треск показался Глебу чересчур громким - не услышала бы чудь... Сам он выбирал ветки потоньше: взмах ножа - одна, еще взмах - другая. Рядом, с топором в руке, пыхтел Шестопал. Остальных не было видно за деревьями.
Работая, Глеб пытался совладать с мыслями, но они упорно возвращались к одному и тому же: ему так хотелось верить, что таинственный враг - кто бы он ни был - погиб на Кенозерском волоке, но тревога, колотившаяся вместе с сердцем, настойчиво твердила: "Здесь-здесь..."
- Послушай, - донесся вдруг негромкий голос Шестопала. - Не знаю, говорить ли...
Глеб повернул голову, увидел глаза-щелочки, источавшие напряженный взгляд. Понял, что услышит что-то важное.
- Говори.
- Может, оно и пустяк... - Шестопал перешел на шепот: - Помнишь ночь, когда ушкуй сгорел?
- Еще бы...
- Я ведь тогда не сразу заснул. Лег дальше всех от костра - холодно, из земли сыростью тянет. Кабы не зелье, может, и до утра бы проворочался.
- И ты видел?..
- Погоди. - Шестопал почесал макушку. - Я сперва думал, показалось. Мало ли... А теперь вот думаю...
Где-то недалеко щелкнула ветка. Шестопал умолк и принялся деловито стучать топором по березе. Глеб обеими руками сгреб нарезанный хворост.
- Я сейчас!
Оставив Шестопала в лесу, он почти бегом направился к реке - туда, откуда уже поднимался синеватый дымок. Коста, стоя на коленях, изо всех сил раздувал пламя. Глеб бросил принесенную охапку возле костра и поспешил назад. Второпях налетел на торчавший сук, разорвал и без того дырявый рукав, выругался, досадуя... А когда вышел на поляну, где они с Шестопалом рубили ветки, первое, что бросилось в глаза, - неподвижное тело, привалившееся к березе.
- Шестопал!
Подбежал и сразу понял, что кричать бесполезно. Шестопал был мертв под левой лопаткой торчала рукоятка ножа. Глеб, холодея, взялся за нее, дернул - по нестираной, пожелтевшей от пота рубахе поползли, извиваясь, алые змейки. Из цепенеющих рук Шестопала вывалился топор, ударился о жесткий, прошитый корнями дерн.
Нож был длинный и острый как бритва. Глеб поднес его к глазам и разобрал вырезанное на костяной рукоятке слово: "Ростовец". Опять щелкнула ветка. Он машинально спрятал нож за спину и увидел вышедшего из-за деревьев Илью.
- Вот незадача... - Илья шарил глазами по земле. - Куда он мог запропаститься?
Глеб вспомнил, что однажды он уже появлялся вот так - неожиданно, из глухой чащи - и было это совсем недавно, на берегу Свири, когда погибли Трофим с Игнатием...
- Что ищешь?
- Нож. Вроде только что при мне был, а теперь нет. Словно леший стянул...
- Вот он. - Глеб протянул ему нож и шагнул в сторону, чтобы не загораживать труп.
- Где ты его... - Илья поднял глаза, протянул руку, и она застыла в воздухе. - Шестопал... Что с ним?
- Убит.
Глеб вложил в протянутую руку нож, и Илья понял все.
- Я не убивал! Неужели ты думаешь...
- Он хотел что-то сказать. Что-то очень важное... Не успел.
- Я не убивал, - повторил Илья. - Ты мне веришь?
- Я теперь никому не верю.
- Он был моим другом. Разве я мог...
- Он хотел что-то сказать! - Глеб взялся пальцами за отставший край березовой коры и с силой рванул вниз, отдирая длинную полосу. - А тот, кто убил, подслушал наш разговор, и пока я... как последний дурак... Глеб не стал договаривать - все было ясно и так.
Больше всего он злился на самого себя.
- Кто был на берегу? - спросил Илья.
- Коста.
- Один?
- Один.
- Значит, кто-то из пятерых...
- Из шестерых, - поправил Глеб. - Я ведь тоже мог его зарезать.
- А тебе не кажется, что, кроме нас, тут есть кто-то еще?
- Не кажется. Смерть мы возим с собой, и рано или поздно она приберет всех нас.
- Глупости! - Илья вогнал нож в корявый ствол. - Еще поглядим, кто кого.
- Голова... - Глеб опустился на траву.
- Что?
- Голова болит. Тяжко...
Онега несла обильные воды на север, и по ним, по взъерошенным ветрами волнам, плыл к Студеному морю одинокий корабль. С каждым днем все острее ощущалось приближение зимы - она дышала в затылок стоявшему на палубе Глебу, обжигала ледяными брызгами лица ушкуйников.
От Емецкого волока, сопровождаемые попутным ветром, пронеслись единым духом почти до устья. Привалов не делали, довольствуясь в пути сухарями и скудным уловом. Но когда до Онежской губы оставалось всего ничего, ветер неожиданно стих. Пришлось положиться на течение и идти, время от времени подгребая тяжелыми веслами. За день до того как, по расчетам Ильи, должно было показаться море, Коста вновь заговорил об остановке. Глеб и сам понимал, что без нее не обойтись - кто знает, сколько времени предстоит болтаться в безбрежном пространстве. Надо было запастись не только едой, но и пресной водой - море есть море. Выбрав удобное место и стараясь перетерпеть неотвязную, как зубная боль, тревогу, он объявил о новой высадке.
Близость моря чувствовалась во всем - берег был выглажен ветрами, дувшими в устье Онеги, словно в гигантскую трубу, а в воздухе носился еле заметный привкус соленой влаги. Глеб ступил на землю первым, забрался на невысокий холм и увидел в низине лес - нагромождение черных, как обугленные кости, стволов с бурыми вкраплениями еще не опавших листьев.