Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08
Справедливости ради следует отметить, что поскольку эльфийской крови в Мардж было не больше одной шестнадцатой, то математически она едва ли могла претендовать даже на приставку «полу». Но эль-фийская кровь «концентрированная», чувствуется во многих поколениях, так что Марджори не слишком морочила себе голову, определяясь с родством.
Дверь приоткрылась — чуть-чуть, словно тот, кто стоял за ней, решался, зайти ли в клетку к опасному животному или поостеречься.
— Я не кусаюсь, — мрачно заявила Мардж.
К ее удивлению, перед ней предстала молоденькая эльфа, одетая, несмотря на рань, в длинную юбку из тартана Шиповника и мягкий свитерок, в треугольном вырезе которого лежала каплей какая-то прозрачная драгоценность… Видимо, у них не принято расхаживать по Дому в халате. Черные, коротко остриженные кудряшки, один локон надо лбом выкрашен в синий цвет, личико сердечком — сверху достаточно широкое, чтобы поместились громадные фиолетовые глазищи. Или это они от возбуждения такие громадные? Лицо ее показалось Марджори знакомым, будто она видела его с сотен рекламных плакатов. Косметическая серия «Фиалковый дождь». Вот только утренние чары еще не наложены: те, что поднимают к вискам уголки глаз, а подбородок делают острее… еще острее, и буквально надувают губки, даже такое вот дитя преображая в «агента» зла или, как минимум, порока. А еще на ней были туфли на каблуках. Это в собственном-то доме?!
— У Джиббет сегодня выходной, — сказала девушка. — Звонок у нее отключен, а остальные сидят по своим комнатам: медитируют, читают или спят. Так сутки и просидят. Постный день! Охрана вся на периметре… Давай обчистим буфет, а поедим у меня. До смерти охота поболтать с человеком оттуда, снаружи… Меня Чиной зовут.
— А проблем у тебя не будет, Чина?
— С Домом я договорюсь, если ты об этом.
— А пост?
Эльфа пренебрежительно отмахнулась.
— Тебе можно, ты гость. Мне тоже можно. Отмажемся, если поймают. И вообще, это только те сидят взаперти и голодают, кто боится, что их отравят, — она сморщила носик.
— Вот как? А ты, стало быть, не боишься?
Чина фыркнула.
— Я ничего не боюсь. Мне слова никто не скажет. Не посмеет.
«А лет-то тебе сколько?» — едва не съязвила Мардж, но удержалась. Вполне ведь могло оказаться и полтораста.
Чина привела ее в утреннее кафе с серыми стенами: вплотную к стеклянной стене тянулась стойка, обе молодые особы устроились возле нее на высоких никелированных табуретах, как сороки на ветке. Того, чем сидят, у обеих девиц эльфийской крови ровно столько, чтобы волновать воображение — ни граммом больше. Сад внизу тонул в тумане, чуть дальше за стеной предместье было подернуто серым дымом.
Где-то там Дерек ищет — и защищает! — мальчишку эльфа. Дурдом!
Какой-то местный эльф опередил их и теперь доил кофейный автомат в ведерный термос.
— Гракх! — окликнула его Чина. — Сделай и нам по чашечке.
— Минутку. А тебе разве можно?
— Очень хочется.
Если Мардж до сих пор думала, что эльфы все субтильны и тонкокостны, стереотипам ее был нанесен смертельный удар. Гракх, подойдя к их столику, буквально сразил ее и ростом, и разворотом плеч. Крутые скулы, горбатый нос, решительный рот — весь его облик дышал мощью. Красивый, черт. И взрослый. Как все виденные до сих пор Шиповники, он был светловолос. Как все секьюрити, облачен в отутюженный темный костюм в тонкую полоску, под пиджаком — бежевый свитер. Эльф всегда безупречен.
— Как там? — спросила Чина.
— До нас не дошли еще. Пока сражаемся только со сном и ознобом.
— Может, — с надеждой спросило дитя, — обойдется?
Гракх покачал головой.
— Дом Мяты тоже думал, что обойдется, и где же Мята? Предместье уже горит. Они обязательно попытаются взять Шиповник.
— У нас есть ты, а значит, у них ничего не выйдет.
Еще два эльфа в униформе Службы Безопасности прошли через кафе: на плечах шестифутовые снайперские луки и вязанки стрел. И, кажется, мечи. Гракх накинул на одно плечо плед из тартана Шиповника, на другое — ремень термоса и двинул следом.
— Кто это?
— Гракх — наша главная надежда. Он будет держать Дом.
Восемнадцать эльфийских замков — как острова в море ненависти.
Возможно, Дерек ошибся, полагая, будто здесь безопасно… А каково там?
Пока Мардж думала об этом, Чина, стуча каблучками, выскочила из кафе и скрылась за тем же углом, что и мужчины. Она ничего не сказала, и Мардж в недоумении сползла со своего табурета. Предполагается, что она, Мардж, тоже должна поторопиться?
Упс! Им никто не нужен.
За углом, отпустив вперед своих эльфов и отставив термос, Гракх держал за плечи Чину, прижимая ее к стене, и целовал так отчаянно, будто выпить хотел. И, судя по всему, она не возражала, чтобы ее выпили, цеплялась за его лацканы, тянулась на цыпочках и всей грудью подавалась вперед. Марджори в растерянности поспешила убраться восвояси.
— Я обожаю его, — слабым голосом призналась эльфа, когда вернулась и уже набивала бумажный пакет булочками с корицей. — Любовник он… ах-х! Будь я розой, все бы лепестки оборвала на себе, если бы он попросил!
Ага, у нас на улице говорят — наизнанку бы вывернулась. Такие, как Гракх — а и хорош, зараза! — очень даже не прочь попользоваться дурочками с ресницами в палец длиной. Интересно, а жена у него есть? И вот еще: что себе думает милорд Кассиас? С такими-то страстями — да без щепотки яда в кофе? В Полынь?!
— У нас не принято есть на людях, — объясняла Чина, закинув покрывалом измятую кровать, к слову сказать, слишком широкую, чтобы служить ложем невинной деве. Предполагалось, что обе они прямо тут устроятся с булочками. — Жевать — некрасиво. Завтрак подается в постель, обедают тоже уединенно, и если нет поблизости ресторана с закрытой кабинкой, эльф, скорее всего, просто пропустит обед… Только ужин проходит в кругу семьи: все собираются в Синей гостиной, и считается, что это объединяет Дом. Для посторонних быть приглашенными на ужин — большая честь. Мужчины, особенно молодые, делают себе послабления, сплошь и рядом нарушают ритуал, а старейшины глядят на это сквозь пальцы, но эльфе в присутственном месте дозволены только напитки. Домостр-рой, а?
Мардж вздохнула. Деве из Дома Шиповник никогда не приходилось, сверкая пятками, удирать вниз по улице, на ходу давясь ворованным пирожком или яблоком. И пуще того, елозя на длинных скамьях в работном доме, греметь по жестяной миске ложкой и злобно зыркать, чья миска полнее.
— Слушай… не обижайся. Давай, я дам тебе свою одежду: все, что захочешь. Белье у меня совершенно новое, даже упаковки не надорваны. То, что на тебе, нужно уничтожить, оно из города и все кишит сглазом и этими, как их, маленькими… микробами…
