Элейн Каннингем - Хелен
- Нет.
- Тебе безразлично, что тебя ждет смерть?
- Ну... пожалуй, да.
- Чушь собачья! Кто-то вбил тебе в голову, что тебя спасут от петли. Так вот, заверяю тебя...
Мои слова умерли у меня на губах. Я уселся за стол, а Хелен села напротив, внимательно глядя на меня.
- Что вы хотели сказать, Блейк?
- Тебе не отвертеться, - беспомощно выдавил я. - Если ты только не одумаешься и не начнешь говорить. Дай мне хоть что-нибудь. Любую зацепку. Господи, как мне не хватает хоть какой-то зацепки.
- Блейк, мне это безразлично.
- Но мне не безразлично! - заорал я. - Неужели тебе это не понятно?
Надзирательница просунула голову в дверь.
- Что-нибудь случилось, мистер Эддиман? Вы так кричали.
- Нет, нет. У нас все в порядке.
- Я буду снаружи, мистер Эддиман.
- Я знаю, спасибо. Если понадобится, я вас позову.
Хелен встала.
- Поговорим в другой раз, Блейк. Когда вы не будете так нервничать.
Я молча поднялся, проводив её до двери, но в последнюю секунду спохватился.
- Хелен?
- Что, Блейк? - спокойно спросила она, поворачиваясь ко мне лицом.
- Бергер сказал, что ты говорила с ним по-немецки... и очень хорошо.
Она вскинула брови.
- Какой Бергер?
- Новоорлеанский головорез из "Пустынного рая".
- Ах, да. Разумеется. Да, я что-то ему сказала.
- Откуда ты знаешь немецкий, Хелен?
- От дедушки. Он ведь у меня был немец.
Она подошла к надзирательнице, и они зашагали прочь по коридору.
* * *
Мэри Пиласки, мать Хелен, выглядела усталой, растрепанной и неряшливой. У неё были жиденькие седые волосы и унылые голубые глаза, утопавшие в морщинках. Кожа на шее висела складками, а ноги были сплошь испещрены варикозными венами. Я бы ей дал сколько угодно лет - от пятидесяти до шестидесяти пяти. Она была из тех женщин, что к пожилому возрасту бесследно утрачивают все, чем гордились в юности. В Чикаго она служила домработницей и хозяева отпустили её на два дня. Самолетом она никогда прежде не летала.
Первым делом, едва я её встретил, Мэри Пиласки пожаловалась:
- Ноги у меня, знаете ли, болят. Да и в самолете я едва не умерла от страха.
Я спросил, не хочет ли она перекусить или выпить кофе. Она согласилась, присовокупив, что не отказалась бы пропустить стаканчик. Я отвел её в бар.
- Что вам заказать, миссис Пиласки? - спросил я, когда мы уселись за столик.
- А вы часто летаете самолетами? - полюбопытствовала она.
- Да.
- Ох, и натерпелась же я, - пожаловалась она. - По-моему, Господь не зря противился тому, чтобы люди летали. Я ведь женщина набожная. Не судите обо мне по моей дочери. Мне, пожалуйста, виски с имбирной шипучкой. Только виски двойное, хорошо? Я вообще-то не пью, но очень что-то разнервничалась из-за полета.
- Двойное виски с имбирным лимонадом, - сказал я официанту. - И бурбон со льдом.
Она опорожнила свой стакан в два глотка, пояснив, что страшно хочет пить. Я заказал вторую порцию.
- Вы очень добры, мистер Индимен...
- Эддиман.
- Да, я так и хотела сказать. А за мою обратную дорогу вы тоже заплатите?
Я кивнул.
- Сколько вам лет, мистер Иддимен?
- Эддиман, - машинально поправил я. И ответил: - Тридцать семь.
- Извините, что я спрашиваю, но я гораздо старше. В том смысле, что имею право спросить...
- Да, разумеется, - отмахнулся я. - Можете задавать мне любые вопросы.
- Знаете, мистер Идни.. Энди... Моей дочери следовало бы выйти замуж за вас. Может, тогда в её жизни все вышло бы иначе. Но вы уже женаты. Я это вижу.
- Да, я женат.
- Так я и знала. Самые лучшие, они почему-то всегда женаты.
Допив вторую двойную порцию виски, которое мгновенно возымело на неё свое действие, миссис Пиласки расслабилась. в конце концов, не так уж часто ей выпадало сидеть в баре аэропорта города Сан-Вердо с молодым человеком, который платил за её выпивку.
- Знаете, мистер Аддиван, - заговорила она, доверительно наклоняясь ко мне, - я бы с удовольствием заглянула в одно из этих знаменитых казино. Я, правда, никогда в азартные игры не играла, но вот посмотреть бы хотелось... Что там у них внутри. Вы не думайте, я ни о чем не прошу. Деньги у меня есть. - Она раскрыла сумочку и извлекла из неё ветхий бумажник. - Вот, здесь пятьдесят девять долларов. Я не нищенка. А, знаете, бывают ведь люди, которым ничего не стоит за один вечер просадить в казино двадцать, а то и тридцать баксов!
Я кивнул и перешел к делу.
- А меня, миссис Пиласки, больше всего волнует судьба вашей дочери. Вы знаете, что ей грозит?
- Ее посадят в тюрьму?
- Она уже в тюрьме. Ее хотят отправить на эшафот.
- Что? - У неё отвисла челюсть.
- Ей грозит смертная казнь, - пояснил я. - Через повешение.
- Нет.. - миссис Пиласки криво усмехнулась, обнажив ряд неровных желтых зубов с зияющими между ними дырами. - Так только в кино бывает.
- И в нашем штате. Вам известно, миссис Пиласки, что ваша дочь застрелила человека?
- Я не желаю иметь с ней ничего общего! - вскричала вдруг её мать. Она проститутка!
- Нельзя так говорить. Вы нужны вашей дочери.
- А не кажется ли вам, что мне стоит выпить еще?
- Может быть, после ужина?
- Одну порцию.
Я заказал ей виски.
- Как, говорите, вас зовут-то? - вдруг спросила она.
- Эддиман.
- Ваше здоровье, мистер Эддиман.
- Ваша дочь хорошо успевала в школе? - спросил я.
- А?
- В школе. Она хорошо училась?
- Кто?
- Ваша дочь, - терпеливо повторил я.
- А почему, по-вашему, её оттуда выгнали, сучку эту?
- Я имею в виду её успеваемость, - сказал я. - Оценки по разным предметам.
- Она была безнадежна, - сказала миссис Пиласки. - Тупа, как пробка.
- Может быть, все-таки не совсем тупа? - пытался настаивать я.
- Сучонка бесстыжая... Послушайте, что я вам скажу, мистер Иддивен. Я это не каждому говорю, я - женщина гордая. Сейчас гордых людей мало, а я вот как раз такой человек. Но вы... вы ведь вроде врача, да?
- Ну, не совсем...
- В том смысле, что от вас дальше это никуда не пойдет.
- Да, можете мне доверять, - заявил я.
- Так вот, я не хочу, чтобы моя дочь, какой бы она ни была, оказалась на электрическом стуле. Зла я ей не желаю, нет, сэр. Но что еще? Ей было всего двенадцать, когда она позволяла парням щупать себя во всех местах за десять центов. И сама их щупала. Эх и драла же я ее! Кровища так и хлестала! Я ей говорила: прекрати, ты вырастешь дешевой блядью. И - вот видите, так и случилось! Она и стала дешевой блядью! Что делать-то?
- Расскажите про её отца.
- Мерзавец! Он бросил меня двадцать лет назад. Думаете, легко было растить её в одиночку? Нет, сэр. Жизнь - сложная штука, мистер Айзерман...
Она залпом осушила очередную рюмку и, громко икнув, спросила, не закажу ли я ей пива.