Виктор Невинский - Под одним солнцем
— Очень, Юринга…
Мы долго молчали, глядя друг на друга и забыв обо всем окружающем. Я первым вернулся к действительности. Пора было что-то предпринимать, так как времени до отлета оставалось уже совсем мало. Скоро должен был прийти Конд, как мы договорились с ним утром, чтобы лететь вместе в Харту.
— Юринга, у нас мало времени. Скоро уходит конвертоплан, и ты должна еще освободиться от своей зависимости. Сколько придется платить неустойки?
— Много, очень много. Я точно не считала. Кажется, пятьсот ти. — Она тревожно посмотрела на меня. — У вас… у нас есть такие деньги? Я могу говорить «у нас»?
— Да, Юринга, да, и деньги есть… пока во всяком случае.
Я подошел к шкафчику, в котором хранились моя капиталы. Высыпав деньги на стол, я пересчитал их. Оставалось всего шестьсот ти. Пятьсот нужно было отдать Юринге, в тридцать обойдется перелет, остаются гроши — всего семьдесят ти на ближайший месяц и непредвиденные расходы. Это более чем скромно. Хорошо еще, что за все остальное было уже заплачено. Юринга смотрела на меня, и, казалось, читала каждую мысль.
— Вы не беспокойтесь, Антор, я как-нибудь доживу до вашего возвращения… мне приходилось и хуже. Только вы возвращайтесь ко мне. Я буду ждать вас всегда, всю жизнь!
Я ласково погладил ее по плечу.
— Ничего, устроимся, кое-что я еще оставил отцу… Ты торопись, скоро придет Конд, мы полетим вместе.
Она подошла ко мне и снова обняла.
— Антор, а кто этот… Конд?
— Мой товарищ, я лечу в экспедицию вместе с ним. Ты его знаешь. Помнишь, когда мы впервые встретились, он был вместе со мною?
Юринга отступила на шаг,
— Это такой высокий?
— Да.
— Антор, вы не обижайтесь… но я не хочу его видеть.
— Почему?
— Он нехороший.
— Почему ты так решила?
— Я знаю. Он так смотрел на наших девушек… Вы так не смотрели…
— Не будем спорить, Юринга, — остановил я ее, — у тебя еще будет время убедиться в том, что о мужчинах следует судить не по тому, как они смотрят на женщин… Вот деньги, иди и верни себе свободу…
Я проводил ее до дороги и, посадив в машину, вернулся, чтобы собрать вещи, которые накопились за время моего пребывания в «оазисе удовольствий». Конд появился раньше, чем я его ожидал. Ввалившись в дверь, он сразу наполнил помещение шумом и движением.
— А ты недурно устроился, — заметил он деловито, заглянув в каждый угол. — Собрался уже?
— Нет еще, собираюсь.
— Ну собирайся, а я пока отдохну. Где тут у тебя можно удобнее примоститься?
— Где хочешь, хотя бы здесь…
Я показал ему на кресло. Он пододвинул его поближе ко мне и сел, вытянув вперед свои длинные ноги.
— Я, понимаешь, сегодня забрел со своей Ласией в такое место на этом Хасада-пир, что тебе, наверное, и не снилось. До чего только люди не додумаются!, Устал, правда, но впечатлений на всю жизнь… с избытком.
Блаженно разглагольствуя, он сквозь приспущенные веки наблюдал за моими сборами. Потом широко открыл глаза и неожиданно спросил:
— Слушай, Ан, я одного не понимаю, зачем ты женские тряпки укладываешь? Разве ты их не оставляешь здесь?..
Вопрос застал меня врасплох. Было ясно, что Конду все равно придется рассказать о моем решении, но на это как-то не хватало духу.
— Оставляю, — ответил я, продолжая бережно складывать накидку, подаренную мною Юринге в первый день нашего знакомства.
— Тогда чего же кладешь их вместе со своими вещами или ты их тоже оставляешь?
Я промолчал.
— Может быть, ты все же объяснишь? — Конд придвинул к себе графин с олано.
— Объясню, — резко ответил я, — мы поженились…
Он подскочил в кресле, словно его укусила лика.
— Поженились! Ты женился на этой…
— Да, на Юринге.
— Сумасшедший!
Конд заходил по комнате большими шагами, пиная ногами попадающиеся на пути стулья.
— И с таким ненормальным я должен лететь в рейс! Подумать только! Ты… когда это случилось?
— Успокойся, этого еще не случилось, это должно случиться…
— Ты серьезно?
— Совершенно серьезно, такими вещами не шутят…
Конд остановился у стола, налил себе полную чашку олано и выпил одним духом. Потом повернулся ко мне:
— Ты как полагаешь, я тебе друг?
— Надеюсь, — ответил я, продолжая хладнокровно складывать вещи.
— Тогда позволь высказаться, я, знаешь, коротко и прямо. Хочешь слышать мое мнение?
— Говори, — сказал я, догадываясь, какого рода мнение он собирается высказать.
Конд несколько раз прошелся по комнате, видимо подбирая наиболее убедительные доводы и приводя в порядок свои мысли. Заговорил он, впрочем, без особой экспрессии:
— Решение твое, Антор, нелепо от начала до конца. Мне, может быть, и трудно будет тебя сейчас убедить, но попробую. Ты не случайно решился, я понимаю, чувства там разные… и все такое, но чувства чувствами, а женитьба женитьбой. Ты должен разграничивать эти понятия. Пригреть и приласкать можно любую девчонку, но жениться далеко не на всякой. Мы живем не на необитаемом острове, а в обществе, которое имеет свои традиции, и переступать их… не стоит. Ты подумал о том, кто твоя Юринга? Девушка, проданная в Хасада-пир, и вдруг… жена астролетчика! Как отнесутся к тебе наши товарищи?
— Как? Если поймут, отнесутся правильно, а не поймут — значит плохие у меня товарищи, — спокойно возразил я.
— Плохие! — Он снова начал горячиться. — Это легко говорить тебе сейчас. Неизвестно, как бы ты еще сам воспринял, например, мое решение жениться на Ласии, тоже в глубине души подсмеивался бы надо мной. И над тобой будут подсмеиваться, даже если ничего не скажут прямо. Как ты будешь себя чувствовать?
— Великолепно буду чувствовать. Не говори ты чепухи. Никто и знать не будет, что она отсюда… Или, может… ты расскажешь?
— Я!? Не-ет…
Он еще раз приложился к олано и, вытерев рот, продолжил свое наступление:
— Хорошо, пусть ты такой непроницаемый, что тебя не будут задевать насмешки, допустим. Или допустим еще большее, что никто не узнает, кто она такая. Но известно ли тебе, что она не может подарить тебе ребенка? Это ты знаешь?
— Представь себе, знаю.
— Знаешь?
— Да.
— Вот как!
Конд, казалось, был сбит с толку, он, видимо, больше всего надеялся на этот аргумент. Замешательство его, однако, продолжалось недолго. Придя в себя, он быстро переменил тактику.
— Ты непоколебим, Антор, и непоколебимость эта питается лишь тем большим чувством к Юринге, которым ты сейчас горишь.
— Она стоит того.
— Согласен, может быть, стоит. Но подумай, надолго ли оно у тебя, а если надолго, то что ты ей можешь дать еще, кроме этого чувства. Чувство есть чувство, оно не материально, а ей надо жить. Ты же астролетчик, и судьба твоя капризна. Сегодня у тебя есть деньги, а завтра их нет, сегодня ты жив, а завтра… Ты подумал об этом? Здесь, несмотря на всю унизительность ее положения, она всегда сыта, одета и имеет крышу над головой, а как она будет жить с тобой? Или… без тебя?
