Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
Обзор книги Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
У обелиска (сборник)
ISBN 978-5-699-82619-3
© Анисимов С., Баумгертнер О., Болдырева Н., Дробкова М., Зарубина Д., Караванова Н., де Клемешье А., Кликин М., Коротич М., Перумов Н., Рыженкова Ю., Трофимова Н., Черкашина И., 2015
© ООО «Издательство «Эксмо», 2015
От составителей
Не забыть, чтобы не повторить
«Что-то с памятью моей стало. Все, что было не со мной, помню…» – эти слова из песни знакомы каждому, хоть не каждый вспомнит, что называется песня – «За того парня» и написал эти строки Роберт Рождественский.
Чем дальше мы от тех лет, когда «война входила в каждый дом», тем яснее понимаем, как трудно это – помнить то, о чем знаем из книг и фильмов. Да и к книгам и фильмам этим – тяжелым, грустным, полным боли – мы обращаемся все реже. Читать о войне – трудно, как водить по коже наждаком, переживая чужую боль, чужую беду как свою. Куда проще забыть о войне, превратив ее в избитые фразы и растиражированные символы, научиться вспоминать, «не вспоминая», не пропуская через себя, не переживая и не сопереживая, сделав акцент на этом «не со мной».
Но если не говорить, не писать – забыть станет проще простого. Забыть, что война – зло и ад, и никакие политические и экономические интересы не могут оправдать смерть, горе, разрушенные города и судьбы.
Признаться, когда мы начинали работу над сборником, невольно закрадывалась мысль – как будут писать о войне «книжные дети, не знавшие битв»[1], те, кто родился и вырос в мирной России? Сумеем ли мы, говоря об альтернативной реальности, о военных магах в фэнтезийном антураже, сохранить главное, сказать о важном – о героизме, силе духа, верности, самопожертвовании, о страхе, боли, смерти, непростом выборе и его цене. Сможем ли, «развлекая вымыслом», сами «вспомнить то, что было не с нами» и донести эти мысли и чувства до нашего читателя?
Получилось ли – решать вам.
Тексты в этом сборнике подобрались разные, есть такие, где фантастика играет главную роль, и такие, где она выполняет лишь роль причудливой канвы, по которой вышит сюжет совсем не фантастический. Но истории, собранные под этой обложкой, объединяет одно – они о людях: фантастической отваге, сказочной доброте, невероятной стойкости и героизме. О том нереальном, что было реальностью наших прабабушек и прадедушек в сороковые годы. И магия тут совершенно ни при чем.
Ник Перумов
Течь тебе кровью
Закат угасал, и вместе с ним угасала, стихала канонада, уползая куда-то дальше на запад, за Днепр, за быстро темнеющие кручи правого берега. Вечер накатывал с востока, неостановимо, заливая мраком все вокруг.
Если бы еще армия могла наступать так же невозбранно…
Растянувшаяся на сотни километров вдоль могучей реки линия фронта тоже готовилась к ночи. Заступала в боевое охранение свежая смена, ночные наблюдатели вылезали из глубоких блиндажей, позевывая и потягиваясь – весь день они спали, ничуть не тревожимые даже грохотавшей канонадой.
Сейчас наступало их время.
Обычные солдаты тянулись к кухням, где могли. Где нет – к кухням отправились котловые команды. Все знали – там, за Днепром, солдаты в фельдграу точно так же собираются ужинать. Армии стояли тут уже достаточно долго, чтобы нехитрый фронтовой быт успел устояться, а дикая мешанина людей, лошадей, машин, орудий, танков и всего прочего, потребного ненасытному молоху фронта, обрела некую внутреннюю упорядоченность – хотя, разумеется, упорядоченность эта не имела почти ничего общего с уставной.
Была осень, и серые языки туч, протянувшиеся на все небо, не скупились на дожди, но последние несколько дней выдались на удивление сухими. И армия, упершаяся лбом в днепровскую стену, радовалась – радовалась искренне, искренне же забывая, что совсем рядом с каждым из облаченных в шинели людей стоит смерть, равнодушная и ждущая.
Как ни странно, к этому тоже привыкаешь.
Левый берег Днепра, низкий и топкий, исчертила паутина траншей, раскинувшихся словно кровеносные жилы. К самой воде спускались крытые ходы секретов, тщательно замаскированные всем, что попалось под руку.
Сцена была готова. Днепр ждал.
– Течь тебе кровью.
Женщина в просторном белом балахоне, ниспадавшем до самых пят, стояла по щиколотку в осенней воде. Захоти кто-нибудь написать картины «Ведьма на днепровском берегу» или, скажем, «Заклинательница воды», то, честное слово, не нашел бы лучшей модели.
Другое дело, что картина бы у него получилась исключительно реалистическая. Даже соцреалистическая.
– Течь тебе кровью, – повторила женщина. Если издали глядеть – согбенная старуха, седые нечесаные космы свисают неопрятными сосульками, щеки ввалились, нос торчит, как у покойника. Лицо продолговатое, некрасивое, как говорится, ночью приснится – спать не сможешь. Она поворотилась к днепровскому простору, вытянула руки, раскрыв ладони вечереющему небу.
И сама она, в нелепом белом одеянии, была сейчас как на ладони. Наблюдатель с той стороны реки заметил бы ее тотчас, резко выделявшуюся на стремительно темнеющем фоне.
– Течь тебе кровью, – в третий раз бросила заклинающая. И уронила руки.
От ее ног к противоположному берегу воду прочертила стремительная линия, словно от невидимой лески. Пробежала и исчезла, скрылась без следа, только тяжкий вздох пронесся над холодными днепровскими заводями.
Метрах в двадцати за спиной женщины тесным кругом стояло полдюжины военных – пятеро в простой, даже замызганной, полевой форме без погон, на плечи наброшены бесформенные, видавшие виды ватники; местами грубо заштопанные, местами – прожженные. На головах выгоревшие чуть не добела пилотки, не слишком подходящие по погоде. Ни наград, ни нашивок – ничего. Так мог одеться разве что какой-нибудь нестроевой обозник.
Шестой же, надменного вида высокий старик, с худым и хищным лицом и кустистыми бровями над столь же впалыми, как и у заклинательницы, щеками, напротив, облачен был в генеральскую форму, с лампасами; грудь его украшал полный иконостас орденских планок. На мягкие сапоги старый генерал надел нелепо и странно выглядящие галоши. Вид он имел брюзгливый и недовольный. На хрящеватом носу устроились круг-лые очки; генерал, впрочем, частенько их снимал, вглядывался вдаль, не щурясь, так что могло показаться, что очки эти ему нужны совсем по другим причинам.
Заклинательница медленно повернулась, словно слепая, двинулась прямо к военным. Пятеро в замызганных ватниках переглянулись, но генерал – генерал-полковник, если судить по звездам, – не пошевелился, и его свита не рискнула даже переступить с ноги на ногу.
Женщина шагала, словно сомнамбула, мокрый подол ее балахона волочился по жухлой осенней траве. Под запавшими глазами легли глубокие синюшные тени, губы побелели, в лице не осталось ни кровинки.
Никого вокруг она словно и не замечала.
Генерал-полковника и его свиту она миновала, даже не покосившись в их сторону, продолжая идти по прямой.
И только когда она удалилась от них шагов на тридцать, старый военный резко кивнул. Один из его спутников ответил столь же коротким и молчаливым кивком, вскинул правую руку и быстро опустил, явно подавая какой-то сигнал. Из кустов вдалеке выскочили три фигурки, бросились к бредущей женщине, накинули ей одеяло на плечи.
Заклинательница остановилась.
– Чай для нее не забудьте, Игорь Петрович, голубчик, – скрипуче сказал генерал. Тон его казался вполне мирным и чуть ли не дружелюбным, но проворство, с каким один из свитских кинулся к женщине и окружившим ее солдатам, говорило, что слова генерал-полковника следовало принимать к совершеннейшему исполнению и притом немедленно.
– Вольно, господа-товарищи. – Генерал окинул взглядом оставшуюся с ним четверку. Обращение его не имело с уставным или хотя бы принято-армейским ничего общего. – Высказывайтесь. Начнем с вас, Семен Константинович, как самого младшего…
Коренастый военный средних лет, с красноватым полным лицом – таких на фронте обычно за глаза зовут «кладовщиками» вне зависимости от звания и должности – поспешно вытянулся, несмотря на отданную только что команду «вольно».
– Товарищ генерал-полковник…
– Отставить, – сварливо сказал тот. – Здесь все свои, Семен Константинович, сударь мой.
– Виноват, ваше высокопревосходительство, Иннокентий Януарьевич. Я, признаться, впечатлен. Однако предсказать результаты едва ли удастся так просто. Воздействие, несомненно, труднокатегоризируемое. Я пытался на ходу сделать разложение – по Маркину, по Самсонову и…
– И по мне, – деловито, без эмоций закончил старик в советской генеральской форме, но требовавший, чтобы среди «своих» к нему обращались «ваше высокопревосходительство».
