Андрей Стригин - Ловушка для химер
— Всё, успокойся! — я встряхиваю её за плечи.
Она начинает тихонько всхлипывать, затем завывать и биться в конвульсиях. Резко бью по щекам, вновь встряхиваю, опять даю пощечину. Дети ничего не могут понять, заревели во весь голос, но женщина словно очнулась, глянула на меня диким взглядом и как выплюнула: — Почему так поздно? Мы едва не погибли!
— Успокойся! — я её сильно встряхиваю, она обмякает, всхлипывает, но уже более человечно, поднимает на меня глаза: — А вы были правы, — она меня узнала, — они все погибли, медведь — это запредельно, какой-то кошмар, он напал на нас, так неожиданно… мы не знали куда спрятаться. Если бы не Олег, — женщина опускает глаза, — он вас топориком тогда ударил, помните? — я киваю. — Он попытался отвести от нас медведя, но зверь зацепил его лапой и, наверное, сразу убил. Потом мы пытались отогнать зверя от детей, но он разорвал всех… только мы успели спрятаться… в этих камнях. А медведь недавно опять приходил, Саню утащил, — женщина с усилием сдерживается, чтобы вновь не впасть в истерику.
— Всё, хватит воспоминаний! — решительно обрываю её я. — Будем выбираться. Бог даст, спустимся к лагерю.
Она безропотно выползает наружу, помогает выбраться детям, со страхом осматривается.
— Медведь не придёт, — уверенно говорит Семён, — в его взгляде столько сострадания, что женщина даже улыбнулась.
Семён сажает девочку себе на плечи, женщина цепко хватает мальчиков за руки и мы, поспешно уходим со страшного места.
Решили идти тем же путём, которым они пришли, так до склонов ближе, трава всё ещё не выпрямилась и указывает направление. Но я постоянно вспоминаю об убитом оленёнке, это как наваждение, хочется принести трофей в лагерь, желудок просто воет от возмущения и злости, он совершенно пустой и пить хочется, до умопомрачения. Решено, доведём их до спуска, а мы вернёмся за своим трофеем. Интересно, как Семён воспримет моё предложение? Я обернулся, встретился с его тревожным взглядом, вздохнул, мне показалось, он меня не поймёт. Ладно, там видно будет. В любом случае, без воды, дёргаться не стоит, второй такой переход можно не выдержать.
Внезапно натыкаемся на родник, он с наглостью разбросал в стороны корни и всяческий мусор и весело журчит, как песня с небес.
— Это знак! — я даже как-то расстроился.
— Здорово! — Семён ссаживает с плеч девочку, ждет, когда женщина и дети напьются и кое-как смоют с себя грязь. Затем и мы напиваемся, причём я шепнул Семёну, чтобы пил как можно больше. Он улыбнулся, мой друг ещё не понял, какую гадость готовлю я ему. Но, к моему удивлению, Семён отрывается от родника, смотрит на меня честным свинцовым взглядом, и произносит: — А ведь у нас оленёнок на дереве висит. Как с ним быть?
Я деланно нахмурился и, с великим сожалением произношу: — Это так… какая досада! Но не возвращаться, же за ним?
— Есть хочется… до коликов, — вздыхает мой друг.
— Так что ты хочешь предложить? — осторожно спрашиваю я его.
— Доведём их до спуска к лагерю, а сами, по этой же тропе, вернёмся к нашему оленёнку, — с воодушевлением начал Семён, но, внезапно что-то вспомнил, осекся, помрачнел и, что-то хочет сказать, верно, отрицательное. Но я энергично поддерживаю его, хлопаю по плечам и, горячо говорю: — Ты знаешь, какая вкусная оленятина! Я как-то раз её пробовал, тесть с охоты приносил, пальчики оближешь… запечём на углях…
— Хватит! — Семён едва не захлебнулся в собственной слюне. — Женщину с детьми к лагерю приведём и бегом к нашему дереву.
— Хорошо… ещё не вечер… хотя день уже идёт к концу… до темноты б успеть, — всполошился я.
— Успеем, — Семён переходит на быстрый шаг.
На этот раз никто не шоркался у нас на пути, сравнительно быстро миновали степь и, вскоре запахло свежестью моря.
— Пришли, — Семён ссаживает с плеч девочку, утирает пот. — Вам по этой тропе вниз, затем увидите площадку на склоне — этот наш лагерь.
— Кстати, — решил добавить я, — ваш друг Олег, жив, я ему операцию сделал.
— Как?! — восклицает женщина. — Олег жив? — на её лице появляется неуверенная улыбка, — я утвердительно киваю, — она обращается к детям: — Ваш папка живой!
Пришлось быстренько отойти в сторону, столько было радости, со слезами и соплями, но я получил такое удовлетворение, что спас долговязого. Ради таких случаев, стоит жить!
Семён улыбается, я тоже, взглядами провожаем их маленькую группу. Вот они скрываются из вида, радость на наших лицах исчезает, с опаской смотрим назад. Что-то не хочется идти за оленёнком, но я шагнул в сторону степи и Семён, вздыхая, потопал за мной.
— Мы авантюристы, — хмыкаю я.
— Согласен, — понуро отвечает Семён, он уже тысячу покаялся, что предпринял этот опрометчивый шаг, но мы идём, судьба нам благоговеет.
Миновали страшную поляну со следами трагедии, как по команде посмотрели в сторону гор, но медведя не увидели, быстро пробежались к лесу, остановились у разлапистого дерева, это в случае чего быстренько взобраться по ветвям наверх. Ни хищников, ни другого зверья не наблюдаем, пока везёт.
— Ты как? — я больше обращаюсь к себе, чем к Семёну.
— Что-то свербит под ложечкой.
— Сильно проголодался?
— Скорее всего, испугался, — искренне произносит он, — но задерживаться не стоит, скоро будет темнеть. Надо идти к тому дереву, только бы там не было саблезубого тигра.
— Надеюсь, что нет. Он не дурак, прекрасно понял, что достать эту тушу не сможет, да и свиноподобным нашим полакомился.
Как страшно было проделывать последнее метры, день стремительно угасает, мы явно не успеем до темноты, вот уж и луна явила миру свои жёлтые рога. Зажглись первые звёзды, а мы только подошли к дереву, где висит наш трофей. Земля у корней вся изрыта, здесь бесновался не один хищник, но всех постигло разочарование. Надо торопиться, скоро проснутся ночные хищники и, я не сомневаюсь, они будут опаснее тех, кто любит солнце.
Подбираем брошенные у дерева заготовки, пользуясь случаем, Семён быстро делает себе уродливую дубину, а из длинных веток изготавливаем нечто носилок, сбрасываем оленёнка на землю, привязываем копыта к шестам, и взгромождаем на плечи. Семён охнул от тяжести, но сразу выпрямился: — Тяжёлый, а нам идти с десяток километров.
— Поверь, это не так много, — смеясь, отвечаю я. — Зато, сколько мяса!
— Донести бы, — Семён поворачивает голову то вправо, то влево, весь вид выражает крайнюю степень тревоги.
— Куда мы денемся, дотащим, — неуверенно произношу я.
— Тогда трогаем, — Семён толкает носилки, и я бодренько засеменил вперёд.
— Такое чувство, словно мы что-то украли, — размышляет мой друг.
