Дэвид Герролд - Сезон бойни
– Спасибо за откровенность, но я в порядке.
– Это и есть самая большая галлюцинация.
– Шон, мне надо найти Лиз.
– Капитан, почему вы не хотите довериться кому-нибудь хоть на минуту? Вы же не можете все делать сами.
– Потому что они все испортят! Шон, я единственный, кто знает…
Он уложил меня обратно на подушку.
– Если вы встанете с кровати, то лишитесь ноги. Если потребуется, я привяжу вас сам. А потом, когда вы будете крепко привязаны… – Он плотоядно покосился на меня. – Ну, этого достаточно, чтобы вы вели себя хорошо?
– Шон, пожалуйста!
– Нет. – Он разозлился. – Послушайте меня. Все под контролем…
– Я тебе не верю.
– Ну и катитесь к такой-то матери! – заявил он. – Я стараюсь помочь вам, черт возьми!
– Это не помощь! Хочешь действительно помочь мне? Достань костыль, палку, что-нибудь!
– Черт с вами.
Шон закинул ружье за плечо и вынырнул из-под тента. У него ружье? Что за?..
Позже я услышал сигналы тревоги и сирены. Потом взрывы, шипение огнеметов и ракетных установок. Мне показалось, что я чувствую запах гари. Кто-то пробежал мимо тента, но на мои крики не откликнулся. Я остался наедине со своим страхом, самыми худшими опасениями и смертельными хрипами Бенсона.
Когда половозрелая медузосвинья получает увечье или погибает, ее тело насыщается сигнальными гормонами, и еще не родившиеся медузопоросята приходят в чрезвычайное возбуждение и начинают отчаянно прогрызать себе путь наружу из тела родителя.
Медузопоросята не способны различать плоть своего родителя и слизистую желудка хищника, который проглотил его. Хотя это предполагает, что тысяченожки и гастро-поды должны страдать от серьезных внутренних повреждении, надежных данных, подтверждающих это, пока нет. Необходимы дальнейшие исследования.
Следует также отметить, что подобное поведение ме-дузопоросят не всегда вызывается ранением или смертью их родителя. Если взрослая медузосвинья замедляет движения или впадает в оцепенение, также происходит массовый выход потомства. Другими словами, когда медузосвинья достигает таких размеров, что становится чересчур жирной и сонливой или неспособной двигаться достаточно быстро, собственные дети заживо пожирают ее изнутри.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
40 ЛОПЕЦ
Инструкция становится понятной только после того, как научишься пользоваться прибором.
Соломон КраткийЯ озирался в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне встать на ноги, когда под тент заглянула Лопец.
– Вы в порядке?
– Нет, черт возьми! Никто мне ничего не говорит!
– Что вы хотите знать?
– Что происходит? Где Лиз? Что за стрельба? Где вертушки?
Лопец протянула мне флягу: – Хотите немного воды?
– Нет, я хочу немного ответов. Но флягу я все-таки взял.
– Понимаете, я знаю, что вы расстроены…
– Оставь это поглаживание по головке. Просто отрапортуй по форме.
Лопец вздохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Мы не нашли генерала Тирелли. Пока. Но продолжаем искать. Туда, где был салон, очень трудно добраться. Он смят и висит на верхушке очень высокого дерева. Но мы не сдаемся. Она не единственная, кто пропал, и мы по-прежнему находим людей…
– И тела?
Лопец, смутившись, кивнула.
– Да, у нас есть морг. Но все тела опознаны. Поверьте мне, мы найдем всех еще до прибытия вертушек. Но дирижабль висит на деревьях – и его площадь огромна. Вы сами знаете. Мы починили несколько трапов и лестниц и спустили вниз все, что требуется, – медицинское оборудование, оружие, пищу, воду, одеяла, раскладушки и все остальное, но ситуация просто безумная. Большая часть корабля имеет крен в тридцать градусов, а местами доходит до шестидесяти. Предстоит еще масса работы, а нас осталось не так уж много.
Мне показалось, что она собирается добавить: «Так что наберитесь терпения», – но Лопец промолчала.
– Что это была за стрельба?
– Черви. Всего несколько штук. Наверное, местные. Между нами и мандалой джунгли довольно густые, а местность пересеченная. И еще две большие реки. Все это задерживает основную колонну. Вы слышали о ней? За ними следят две наши птицы – черви двигаются не так быстро, как мы думали, но направляются прямо к нам.
– Информация надежная?
– Мы подняли в воздух буи связи.
Буи были заякоренными воздушными шарами, облицованными серебристым металлическим покрытием с вмятинками, чтобы создавать максимальное отражение для радаров. Эти штуки напоминали огромные мячики для гольфа, только вмятинки на них были треугольные, как бы вдавленные углом кубика. Любой попадающий на них луч, отражаясь, возвращается прямо к своему источнику и генерирует яркое и плотное изображение на экране радара. Попутно покрытие работает как передающая антенна. Источника питания в наземном якоре хватало на шесть недель. Буи всегда мог видеть любой спутник связи, находящийся над горизонтом.
– Что с обороной? – спросил я. Лопец кивнула: – Все идет в основном по вашим планам развертывания на случай чрезвычайного положения. Вы здорово все расписали. Мы распыляем аэрозоль. Подготовили тигров и мины. У нас имеется двенадцать огнеметов и пятнадцать реактивных установок. Все в порядке…
– Угу. А сколько червей в колонне?
– По меньшей мере шестьдесят или семьдесят тысяч. – Она погладила меня по плечу. – Не все так плохо, как кажется. Вертушки бомбят их всю ночь. Это задерживает движение. Они появятся не раньше завтрашнего полудня, а к тому времени нас уже здесь не будет.
– Вы должны найти Лиз.
– Найдем, я вам обещаю. – Лопец отвела глаза. – Послушайте, мне надо идти. Вокруг по-прежнему шныряют черви…
– Лопец! – требовательно сказал я.
Она остановилась, держась одной рукой за полог.
– Чего ты не сообщила мне?
Она опять отвела глаза, потом посмотрела на меня. Жалобно.
– Простите, я больше ничего не собиралась сообщать…
– Что?
Она опустила глаза. Ей было трудно.
– Зигель вышел в отставку.
Я был накачан ПКД. Я ничего не чувствовал. Но ее слова врезались в меня и потрясли до самого основания.
– Как? – едва выговорил я.
– Червь. Не спрашивайте.
– Он опять затеял авантюру, верно? Она пожала плечами: – Червь еще здесь. Мы пометили его гарпуном и следим за ним. Я его убью.
– Не глупи, Лопец. Пусть себе живет… Она покачала головой: – Сейчас не ваш выход, amigo.
И, пригнувшись, вышла из палатки, оставив меня одного. Еще более одинокого, чем когда-либо.
Перед самым рассветом я проснулся в холодном поту от ужаса. Было слишком тихо. А потом я понял почему. Шумное дыхание Бенсона больше не слышалось. Я позвал на помощь, но никто не пришел.
