Роджер Желязны - Этот бессмертный
… Приемник трещал чуть сильнее обычного. И больше ничего.
В течение нескольких часов не было никаких других признаков того, что уже надвигалось.
В этот ясный прохладный весенний день мои сто тридцать глаз наблюдали за Бетти. Солнце лило золотой мед на янтарные поля, врывалось в дома, нагревало, лишь высушивая, асфальт и лаская зеленые и коричневые почки на деревьях вдоль дороги. Его лучи багряными и фиолетовыми полосами лежали на плечах гряды Святого Стефана, в тридцати милях от города, и затопили лес у ее подножия букетом из миллиона красок.
Я любовался Бетти ста тридцатью глазами и не замечал предвестников надвигающегося урагана. Лишь, повторяю, шумы чуть громче обычного сопровождали музыку, звучавшую из моего карманного приемника.
Занятно, как мы оживляем вещи. Ракета у нас часто женщина, — «добрая, верная старушка». Или ласточка: «Она быстра, как ласточка», — поглаживая теплый кожух и ощущая аромат женственности, исходящий из плавных изгибов корпуса, мы можем любовно похлопать капот автомобиля… Ураганы всегда женщины, как и луны, и моря. А города нет. Никто не назовет Чикаго или Сан-Франциско «Она». Обычно они среднего рода.
Иногда, однако, и они обретают признаки пола. Так было у Средиземноморья там, на Земле. И, думаю, дело не только в особенностях языка…
Бетти была станцией Бета менее десяти лет. Через два десятилетия она уже официально, по решению городского Совета, стала Бетти. Почему? И тогда мне казалось (лет девяносто с лишним назад), и сейчас, что это случилось потому, что такой она и была — местом и ремонта, и отдыха, и пищи, приготовленной на твердой земле, местом новых голосов и лиц, деревьев и солнца после долгого прыжка сквозь ночь. Когда выходишь на свет, тепло и музыку после тьмы, холода и молчания — это Женщина. Я почувствовал это в первый раз, увидев станцию Бета-Бетти…
Я ее Постовой.
… Когда шесть или семь из ста тридцати глаз мигнули, а радио выплеснуло волну разрядов, только тогда я ощутил беспокойство. Я вызвал Бюро прогнозов, и записанный на пленку девичий голос сообщил, что начало сезонных дождей ожидается в полдень или рано вечером.
Мои глаза показывали прямые, ухоженные улицы Бетти, маленький космопорт, желто-коричневые поля с редкими проблесками зелени, ярко окрашенные разноцветные домики с блестящими крышами и высокими стержнями громоотвода, темную стену Аварийного Центра наверху здания городского Совета.
Приемник подавился разрядами и трещал, пока я его не выключил.
Мои глаза, невесомо скользя по магнитным линиям, начали мигать.
Я послал один глаз на полной скорости к Гряде Святого Стефана — минут двадцать ожидания — и еще один наверх, включил автоматику и пошел выпить чашечку кофе.
Я пошел в приемную мэра, подмигнул секретарше Лотти и взглянул на внутреннюю дверь.
— У себя?
Лотти, полная девушка неопределенного возраста, на миг оторвалась от бумаг на столе и одарила меня мимолетной улыбкой.
— Да.
Я подошел к двери и постучал.
— Кто? — спросил мэр.
— Годфри Джастин Холмс, — сказал я, открывая дверь. — Я ищу компанию на чашку кофе и выбрал тебя.
Она повернулась во вращающемся кресле, и короткие светлые волосы всколыхнулись, как золотой песок от внезапного ветра.
Она улыбнулась и сказала:
— Я занята.
«Маленькие ушки, зеленые глаза, чудесный подбородок — я люблю тебя» — из неуклюжего стишка, посланного мной ко дню Валентина два месяца назад.
— Но не очень. Сейчас приготовлю.
Я закурил сигаретку, заимствованную из ее коробки, и заметил:
— Похоже, собирается дождь.
— Ага, — отозвалась она.
— Нет, серьезно. У Стефана, по-моему, бродит настоящий ураган. Скоро я узнаю точно.
— Да, дедушка, — сказала она, подавая мне кофе. — Вы, ветераны, со всеми вашими болями и ломотами, чувствуете погоду часто лучше, чем Бюро прогнозов. Это установленный факт. Я не спорю.
Она улыбнулась, нахмурилась, затем снова улыбнулась.
Неуловимые, мгновенные смены выражения ее живого лица… Никак не скажешь, что ей скоро сорок. Но я точно знал, что она думает. Она всегда подшучивает над моим возрастом, когда ее беспокоят такие же мысли.
Понимаете, на самом деле мне тридцать пять, я даже немного моложе ее, но она еще ребенком слушала рассказы своего дедушки обо мне. До последнего отлета я два года был мэром Бетти после смерти ее первого мэра, Уитта.
Я родился пятьсот девяносто семь лет тому назад, на Земле, но около пятисот шестидесяти двух из них провел во сне во время моих долгих странствий меж звезд. На моем счету, пожалуй, больше таких путешествий, чем у других, следовательно, я анахронизм. Часто людям, особенно женщинам средних лет, кажется, что я каким-то образом обманул время…
— Элеонор, — сказал я. — Твой срок истекает в ноябре. Ты снова собираешься баллотироваться?
— Еще не решила, — ответила она, отпив глоток кофе.
— Я спрашиваю не с целью освещения данной темы в печати, — сказал я, — а исключительно в личных интересах.
— Я действительно не решила. Не знаю… В субботу, как всегда, обедаем вместе? — добавила она после некоторой паузы.
— Разумеется.
— Я тебе тогда скажу.
— Отлично.
Она смотрела в свою чашку, а я видел маленькую девочку, глядящую в воду, ожидая, пока она очистится.
— Серьезная буря? — спросила она, внезапно улыбнувшись.
— О, да. Чувствую по своим костям.
Я допил кофе и вымыл чашку.
— Дай мне знать, когда уточнишь.
— Непременно. Спасибо.
Лотти напряженно трудилась и даже не подняла головы, когда я проходил.
Мой глаз забрался в самую высь и показывал бурлящие облака, адскими вихрями кипящие по ту сторону гряды. Мой другой глаз тоже не терял времени зря. Не успел я выкурить и половины сигареты, как он открыл мне зрелище…
Серое, густое, влажное, гигантская вертикальная и приближающаяся стена…
Терра Дель Сигнис, Земля Лебедя — прекрасное имя. Оно относится и к самой планете, и к ее единственному континенту.
Как кратко описать целый мир?
Он приблизительно земного размера, чуть меньше и гораздо более богатый водой. Что касается единственного материка… Приложите зеркало к Южной Африке, чтобы шишка оказалась не справа, а слева, затем поверните получившееся на 90° против часовой стрелки и переместите в Северное полушарие. Сделали? Так. Теперь ухватите за хвост и тащите. Вытяните его еще на шесть или семь сотен миль и для пущей важности разбейте Австралию на восемь частей, разбросав их по Северному полушарию и скрестив соответственно буквами греческого алфавита. Насыпьте на полюса по полной ложке ванили и не забудьте перед уходом наклонить ось глобуса на восемнадцать градусов. Спасибо.