Владимир Ильин - Зимой змеи спят
На экране появилось изображение таинственного предмета, и они оба чуть не подпрыгнули от радости: был отчетливо виден цилиндрический тупоголовый обрезок.
С помощью верньера Ставров развернул проекцию на девяносто градусов, и они увидели, что предмет представляет собой полую трубочку!.. Некоторое время оба приятеля не были способны ни говорить, ни что-либо делать, а только могли хлопать друг друга по плечам и спине и орать на весь подвал, отпугивая от себя темных личностей в фуфайках. Потом они вприпрыжку сбегали в номер за инструментарием и принялись расковыривать мозаичную плитку. Эйфория триумфа, охватившая их, была так велика, что они стучали ломиком и грохотали кайлом уже абсолютно не таясь, и если бы, наверно, в этот момент в подвале появилось бы какое-нибудь ответственное лицо и осведомилось, по какому праву они наносят отелю материальный ущерб, то оно, скорее всего, было бы отправлено по известному адресу без учета возможных последствий… Однако никакое лицо, ни ответственное, ни безответственное, из воздуха так и не материализовалось, и Рувинский со Ставровым благополучно сокрушили декоративный слой мозаики и добрались до кирпича. Некоторое время они трудились в своего рода благоговейном молчании, нарушить которое сейчас было бы, с их точки зрения, святотатством. Наконец, Георгий отбросил ломик в сторону, едва не проломив им трубу, тянувшуюся вдоль стены, и извлек дрожащими руками из пролома долгожданный кирпич.
— Здесь будем открывать? — спросил он своего напарника. — Или пойдем в номер?
Валерий замахал на него руками:
— Да что ты, Герка? Куй железо, пока горячо! В том смысле, что — коли его!..
«Пилите, Шура, пилите»! — вспомнил он в предвкушающем возбуждении слова классиков сатиры.
Ставров положил кирпич на пол и, щедро размахнувшись, прицельно вдарил по нему малой кувалдой. Кирпич распался на миллион трухлявых осколков, и из его нутра наконец-то вывалился заветный металлический цилиндрик.
Дружный стон исторгся из уст обоих «кладоискателей». Такой стон издают обычно болельщики на трибунах, если мазила-нападающий, оказавшись один на один с растерянным вратарем, вместо того, чтобы несильно закатить в угол ворот «верный» гол, изо всех своих натренированных сил лупит по мячу, как по врагу, и, конечно же, не попадает даже в штангу… Наверное, подобный стон вырвался бы из пасти африканского льва, если бы аппетитная антилопа, которую он долго подкарауливал в раскаленной саванне, при ближайшем рассмотрении оказалась старой, костлявой и вонючей гиеной…
На мозаичном полу лежал не пистолетный патрон без пули, а блестящий, запаянный наглухо цилиндр из какого-то твердого сплава. Еще не веря глазам своим, Ставров нагнулся, поднял его и, приглядевшись к цилиндру повнимательнее, отвинтил хорошо подогнанную крышечку.
Из цилиндра ему на ладонь выпала пластиковая карточка, свернутая аккуратной трубочкой. Красивым типографским шрифтом на карточке было набрано:
«Дорогие сограждане! Соотечественники! Россияне!
Настоящим сертификатом удостоверяется, что тридцать первого июля одна тысяча девятьсот девяносто девятого года здесь, на площади Курского вокзала, согласно Генеральному плану развития Москвы, утвержденному решением столичной мэрии, мэром города Юрием Михайловичем Лужковым был заложен первый камень сооружения гостиничного комплекса „Айсберг“…»
Дальше на карточке шло длинное описание предполагаемых достоинств строящегося отеля, а в заключение красовались факсимильные подписи представителей строительного треста и самого мэра…
— Что это? — тупо спросил Рувинский своего друга, заглядывая ему через плечо.
— Послание потомкам, — объяснил лаконично Ставров. — Традиция, практиковавшаяся у строителей, в нашем… то есть, в прошлом веке… Предположим, разбивают где-нибудь в городе парк — митинг, оркестр и торжественно закапывают вместе с одним из деревьев капсулу с таким вот посланием. Или, например, закладывают первый камень в фундамент публичного дома — и опять мэру вкладывают услужливо в белые рученьки булыжник, в котором скрыта очередная филькина грамота!.. Что и мы имеем в нашем случае… Да здравствует наша почта — самая надежная почта в мире!
Письмо дошло до адресата — можно закричать «ура» и прослезиться от радости…
— Идиоты! — неизвестно в чей адрес сердито воскликнул архитектор и, скомкав «послание потомкам», швырнул его обратно в яму. Потом пнул с остервенением цилиндр так, что он отлетел куда-то за трубы. Развернулся и мрачно зашагал к выходу из подвала.
— Валера! — окликнул его Ставров. — Валер, постой!..
Но «руководитель научной группы» не остановился.
Ставров вздохнул и взялся за инструменты. Надо было заделать дыру в покрытии пола, дабы не навлечь на себя справедливого гнева администрации отеля…
В тот день друзья объявили «траур на двоих», который выразился в распитии неопределенного количества спиртного прямо в номере до тех пор, пока им не стало жалко себя до слез. Дальнейшее обоим помнилось смутно. Кажется, они наперебой горячо доказывали друг другу, что не имеет смысла продолжать поиски, и что вообще — разве им больше всех нужен этот Транс… Трасн… в общем, эта сто раз долбаная «машина времени»!.. Да кому она нужна, тот пусть ее и ищет, а они с завтрашнего утра отыщут-таки без вести пропавшего Резидента и заставят его отправить их обоих домой, в одна тысяча девятьсот девяносто седьмой… или восьмой?.. неважно!.. А потом они вроде бы орали на весь этаж «Прощальную песню», и заглянувшей в номер на шум миловидной дежурной предлагали выбрать путем жребия одного из них в качестве своего любовника, причем, хихикая, называли ее исключительно внучкой…
Но на следующий день невыспавшиеся, сердитые от головной боли и опухшие от жуткого похмелья, пряча глаза друг от друга, приятели кое-как позавтракали остатками вчерашнего траурного пиршества, оделись в рабочее и вновь поплелись в подвал, как на каторгу…
И вот теперь очередная рабочая смена продолжительностью почти в двенадцать часов подходила к концу, но кроме усталости она ничего не принесла. «Вот еще день пустой прожит, дуют ветры и стынут реки, а моя любовь, быть может, ждет меня в двадцать первом веке», вспомнил Георгий припев из одной песенки 70-х годов прошлого века и горько усмехнулся. Сегодняшний день был действительно прожит впустую, вот только любовь ждала его, Ставрова, не в двадцать первом, а в двадцатом веке, тут автор слов песни дал маху… И сколько еще таких дней-пустышек придется прожить здесь, вдали от Ольгиных смешных грубостей и Капкиных «приколов»?.. А может быть, действительно послать всё к чертовой матери, а? Почему я должен гробить свою жизнь ради человечества? Если я сделаю то, что хочу, то никто ведь даже и не узнает, от чего я их спас… кроме Наблюдателей, конечно, да Ассоциации… а и на тех, и на других мне плевать, так ведь?.. И потом, разве ты годишься для роли спасителя человечества, ты, загубивший уже столько жизней?!.. Тоже мне, киллер, возомнивший себя Христом!
