Михаил Савеличев - Черный Ферзь
— Задумывался — зачем? — хмуро ответил Сворден Ферц. — Чтобы избавиться от самых, так сказать, беспокойных? Склонных к волосатости и прочим атавизмам, которые не скрыть пластическими операциями Высокой Теории Прививания?
— Ну, не будем столь примитивны и искать злой умысел там, где его нет. Дело ведь не в том, кто попадает в эти самые специалисты, а вообще — в наличие подобной институции. А уж как происходит отбор… Здесь чересчур много критериев, вариантов. Хотя случаются и накладки, никто от них не застрахован. В человеке проклевывался будущий зоопсихолог, а его — раз, и в специалисты по спрямлению чужих исторических путей! Но они все равно нужны нам больше, чем другим. И не чужие исторические пути они там спрямляют — что за странная идея, право! — а нашему собственному не дают выбраться из огромного тупика, в котором мы оказались…
— Почему тупика?
— А разве нет?
Какое-то время Сворден Ферц и Господь-М разглядывали друг друга, будто пытаясь подобной детской забавкой в гляделки переубедить собеседника в чем-то. Первым не выдержал Сворден Ферц, демонстративно зевнув и намекая, что неплохо бы и отбиться.
— Отбой?
Господь-М ничего не ответил. Возможно, он даже не услышал вопроса, продолжая сосредоточенно разглядывать жухлые огоньки пламени, трепетавшие над пеплом. Морщинистое лицо, нелепые волоски на подбородке — то ли щетина, то ли безнадежная попытка отпустить бороду — такие седые, что светятся в медленно сжимающемся кольце предрассветной тьмы, сутулые плечи и вообще — согбенная фигурка, напоминающая не творца всего сущего в оправдание столь странного имени или прозвища, а вот ту самую обезьяну — уставшую, одряхлевшую, чья мудрость в глазах отражала всего лишь хандру одиночества, достоинством которого оказывалась не склонность поразмыслить над теми вещами, что никоим образом не касались жратвы, безопасности, самки, а необъятность этого самого одиночества, которую никак не могли заполнить простейшие физиологические отправления.
Если изгнанную из райского сада обезьяну превратил в человека не труд, то доконала ее определенно скука.
— Они летели слишком правильно, — почти засыпая сказал Сворден Ферц. — Мне показалось, они летели чересчур правильно для птиц…
— Это были не птицы, — сказал Господь-М, повязывая на голову платок.
Жара тяжелым прессом опускалась на лугоморье, придавливая к земле венчики трав, пластая по болотистым берегам ветви кустов, окутывая стрекочущую и летающую живность плотными коконами, внутри которых они почти застывали, словно в кусочках смолы, еле-еле шевеля крыльями и двигая лапками.
Сворден Ферц и сам ощущал себя пойманным в почти непроницаемую оболочку, словно очутился в мембранном скафандре, чей метаболизм вконец разладился химизмом внешней атмосферы, и тот принялся нагнетать внутрь царящую вокруг жару, заодно обедняя кислородную прослойку. Хотелось шире раскрыть рот, поглубже вдохнуть превратившийся в густой расплав воздух, не слишком задумываясь — во что превратит горло и легкие эта раскаленная масса. А еще хотелось встряхнуться как собаке или, если не хватит звериной ловкости, обтереть себя ладонями, только бы избавиться от липкого пота, впитавшего пыльцу и превратившись от этого в нечто вязкое, желеобразное, одуряюще пахнущее.
— Ага, — обессиленно сказал Сворден Ферц. — Не птицы. На них сидели маленькие человечки и управляли полетом, дергая за перья.
— С вами все в порядке? — озаботился Господь-М. — Голова не кружится?
— Видит горы и леса и не видит них… — нечто ледяное плеснуло в лицо, проясняя мозги до льдистой свежести, точно их и впрямь извлекли из затхлости черепной коробки и вывесили проветривать высоко в горах, на морозе в перекрестье всех ветров.
— Еще?
— Нет-нет, — Сворден Ферц отдышался. — Мне уже лучше… Благодарю.
Господь-М пожал плечами и завинтил фляжку.
— Вы обратили внимание на шрамы на филейных частях той медоносной зверюги?
— Да… — зимняя стужа в голове промораживала в том числе и мысли, отчего те становились плотными, ломкими, звенящими, как вывешенное на мороз влажное белье. — Я думал… какие-то хищники…
— Помилуй бог! — воскликнул Господь-М. — Нет тут никаких хищников. Кроме меня, конечно, — осклабился он и добавил: — Неплохая шутка. Лугоморье — местечко безопасное. Почти. Здесь можно скорее угодить в историю, нежели в пасть хищнику.
Еще раз внимательно осмотрев Свордена Ферца с ног до головы, Господь-М взвалил, иначе и не скажешь, Естествопытатель на плечо и зашагал вперед по узенькой тропинке, что вела прочь от реки к Белому Клыку.
Под ногами хлюпало — сказывалась близость воды. Кое-где в грязи виднелись вдавленные отпечатки звериных следов. Вполне можно себе представить, как плотные заросли раздвигаются и оттуда с пыхтением и неукротимостью атомного танка появится очередное медоносное чудище или что покрупнее, но столь же безобидное в своем навязчивом интересе к двуногой форме жизни.
— Они их едят, — сообщил Господь-М. — Доят, конечно, но еще и едят. Этакая молочно-мясная порода. Правда удобно? Не нужно забивать скотину, срезал кусок мяса — и готово!
— Кто — они? — все-таки манера выражаться у человечка не предполагала наличия собеседника.
— Те, кто здесь живут. Там, — Господь-М махнул рукой, — у них есть целый город. Точнее, даже не город, а… то место, где они часто останавливаются, скажем так.
— То место, где часто останавливаются, — повторил Сворден Ферц.
— Они кочуют по всему лугоморью, используют для этого птиц, медоносных чудищ, еще некоторых животных. Биологическая цивилизация. Даже не цивилизация, а своеобразный разумный биоценоз. Разум, который не остановил эволюцию, как это обычно происходит, а управляет ею.
— Как те, что на болоте? М-м-м… славные подруги?
Господь-М ответил не сразу, продолжая шагать по тропинке, но Сворден Ферц готов был поклясться, что на его лице возникло выражение глубочайшего отвращения.
— Нет, — отрезал, наконец, Господь-М. — Здесь иной принцип. Скрещивание, культивирование, привой. Практически Высокая Теория Прививания, но только в отношении окружающей среды, а не человека.
Они еще прошагали какое-то время молча, пока Господь-М вновь не заговорил. Определенно, вербальная депривация — страшное испытание!
— Почему бы и нет? — вопрос не требовал от Свордена Ферца ответа и служил лишь для затравки. — Уж коли для пробуждения разума требуется неблагоприятная или даже враждебная среда, то почему бы не испробовать другой путь цивилизации — не формировать расширяющиеся ноосферные анклавы, как делаем это мы, а саму биосферу приспособить к человеческим потребностям? Человек груб, завистлив, волосат и мелок в собственных устремлениях, если он и посмотрит лишний разок в небо, то лишь в поисках съедобной твари, а не для любования красотами угасания мирового света. Увы, таковым его делает среда! — Господь-М даже пальчик указательный поднял и погрозил кому-то незримому.
