Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Достаточно времени для любви
Анемия еще не проявилась: нормы крепки, обычаи обязывают, и никто в этом «здесь и сейчас» не слышит за отдаленными раскатами грома чейнстоксовского дыхания умирающей культуры. Грамотность достигла высочайшего уровня, которого суждено было достичь этому миру. Мои дорогие, люди в 1916 году просто не поверят, если им рассказать, каким будет 2016 год, они не поверят даже тому, что вот-вот вступят в первую из последних войн, — вот почему человек, имя которого я получил, будет переизбран. «Мы — нейтральны!», «Мы слишком горды, чтобы воевать!», «Он уберег нас от войны!» Под этими лозунгами они маршируют к краю обрыва, еще не зная, что он где-то рядом.
(Я приуныл… понимая все задним числом… точнее, в данном случае — предвидя.) А теперь взглянем на изнанку этого очаровательного города.
Считается, что управляется он демократически. На деле же — ничего похожего: всем заправляет политикан, не занимающий выборной должности. Выборы обставлены как торжественный ритуал — но исход их предрешает он сам. Улицы превосходно вымощены, поскольку его компании оплатили расходы… ради своей же собственной выгоды. Школы великолепны, там по-настоящему учат, потому что это угодно монарху: он прагматически благороден и не слишком жадничает. «Преступление» (понятие, означающее нечто незаконное, в него входят и проституция, и азартные игры) истребляется его лейтенантами: сам же он ни к чему не прикасается.
Большая часть всех так называемых «преступлений» совершается организацией, иногда именуемой «Черной рукой», но в 1916 году она еще не получила этого имени и не объявилась. Но именно из-за нее я опасаюсь принимать пари на выборы; боюсь посягнуть на монополию какого-нибудь политического лидера, какого-нибудь из помощников этого политикана; подобный поступок может крайне неприятным образом сказаться на моем здоровье.
Значит, буду заключать пари по местным правилам и держать язык за зубами.
Респектабельный горожанин, обладающий красивым домом, садом, посещающий церковь и имеющий счастливых детей, ничего этого не видит, и — как я считаю — даже не подозревает, а еще меньше думает обо всем этом. Город поделен на зоны с четкими, но ничем не помеченными границами. Потомки прежних рабов обитают в зоне между приличной частью города и той областью, где доминируют и обитают изгнанники общества, практикующие занятия, подобные азартной игре и проституции. По ночам зоны смешиваются — только по молчаливому согласию босса. В дневное время замечать нечего. Босс поддерживает жесткую дисциплину и обеспечивает ее простыми мерами. Я слышал, что у него лишь три незыблемых правила: улицы должны быть хорошо вымощены, школы трогать нельзя, не следует убивать людей южнее определенной улицы.
В 1916 году все это прекрасно срабатывало — но так оставалось недолго.
Я должен остановиться, потому что договорился с фотостудией Канзас-Сити и хочу попользоваться ее лабораторией частным порядком. А потом я вернусь к своему делу, дабы вполне законным путем разлучать людей с их долларами.
Клянусь в вечной любви, жду встречи. Л.
P.S. Видели бы вы меня в шляпе-дерби!»
DA CAPO: III
Мистер Теодор Бронсон, он же Вудро Уилсон Смит, а также Лазарус Лонг, покинул свои апартаменты на бульваре Армор и направил машину, маленький фордик-ландо, на угол 31-й улицы. Машина осталась под навесом позади ломбарда — ему как-то в голову не приходило оставить автомобиль на ночь на улице. Не то чтобы Лазаруса смущала стоимость машины: он приобрел ее в результате ошибки некоего оптимиста из Денвера, решившего, что двух тузов и пары подобранных по масти карт, конечно, хватит против пары валетов. Мистер «Дженкинс», по его мнению, блефовал. Так и было: у мистера «Дженкинса» в рукаве находился еще один валет.
Зима была доходной, и весной Лазарус ожидал еще большего процветания.
Его догадки относительно потребностей военного рынка в определенных товарах обычно оправдывались, а вложения были настолько велики, что редкие ошибки не могли повредить ему, поскольку все остальные предположения оказывались правильными. Он и не мог ошибиться, так как предвидел начало подводной войны, понимая, что она вовлечет его страну в европейскую схватку. Наблюдая за рынком, он оставлял себе время для прочих занятий: иногда играл на бирже, иногда в карты. Биржа приносила ему скорее удовольствие, карты же — деньги. Всю зиму он играл и там и тут: его простецкая приветливая физиономия, украшенная самым дурацким выражением, заставляла всех принимать его за природного недотепу. Подобное впечатление он старательно подчеркивал, стараясь одеваться, как деревенский подросток, заявившийся в город.
Прочие завсегдатаи игорного дома Лазаруса не беспокоили, не тревожили его карточные «механики» и «ясновидцы»: он не нервничал и принимал те ставки, которые ему предлагали, а потом вдруг «пугался» и выходил из игры, прежде чем его успевали раздеть. Он наслаждался этим плутовством: легче и приятней отбирать деньги у вора, чем выигрывать их у честного человека.
Сны его ничто не тревожило; Лазарус всегда выходил из игры первым, даже когда слегка проигрывал. Но подобное случалось с ним редко.
Свои выигрыши он инвестировал на рынке.
Всю зиму под именем Реда Дженкинса он обитал в Ассоциации христианской молодежи и не тратил почти ничего. Когда погода бывала очень плохой, он сидел в номере и читал. Лазарус уже успел позабыть, какой суровой может быть зима в Канзас-Сити. Однажды он видел, как упряжка рослых лошадей пыталась затащить тяжелую телегу с Гранд-авеню на 10-ю улицу. Пристяжная поскользнулась на льду и сломала ногу. Кость треснула со звуком, похожим на пушечный выстрел. Лазарусу сделалось дурно. Ему захотелось высечь кнутом возницу — почему этот дурак не поехал вокруг?
В такие дни лучше всего сидеть в комнате или в Главной публичной библиотеке, которая находилась возле Ассоциации христианской молодежи. В библиотеке хранилась не одна сотня тысяч настоящих книг, томов, одетых в переплеты. Их так сладко было держать в руках. Книги влекли Лазаруса так, что ради них он готов был забросить даже финансовые дела. В ту жестокую зиму каждый свободный час он проводил со старыми приятелями: Марком Твеном с иллюстрациями Дэна Берда, доктором Конан Дойлем, чудесной страной Оз в описании королевского историка с цветными картинками Джона Р.Нейла, Редьярдом Киплингом, Гербертом Джорджем Уэллсом, Жюлем Верном…
Лазарус думал, что вполне мог бы провести ближайшие десять лет в этом чудесном здании. Но когда явилась обманчивая весна, он стал подумывать о том, чтобы переехать из делового района и вновь переменить личность. Ни в игорном доме, ни за покером его уже не принимали за простака; его программа вложений была завершена, и Лазарус успел накопить достаточно денег в банке «Верные сбережения и доверие». Накопления позволили ему, оставив аскетизм гостиницы христианской молодежи, перебраться в лучшее заведение и явить миру более процветающую физиономию — это было важно с точки зрения его пребывания в этом городе: он хотел повстречаться со своей семьей, а до июля оставалось уже совсем немного.
