Джон Кэмпбелл - Лунный ад
— Ч-что… пожалуйста, скажите мне, что я вам сделал? — спросил испуганный до смерти Рэндольф.
— Ничего, — Баннер сверкнул вставными зубами. — Вы всего лишь несчастная жертва.
— Этот процесс, — пробубнил доктор Клуг, роясь в салоне, — называется социализация. Вы стали добропорядочным членом общества, вот и все. Ну-ка, где мои инструменты?
— На самом деле, — послышался голос доктора Рамсгейта откуда-то позади Меллорса, — вы еще поблагодарите нас, после того как…
После? После чего?
После того как блестящая игла вонзилась ему в предплечье, после того как Рандольф повернул голову, чтобы увидеть Рамсгейта, который подкрался к нему сзади. Теперь загнанный взгляд Рандольфа встретился с безумным взглядом глаз, скрытых за толстыми стеклами очков. Рэндольф чувствовал, как исчезает, растворяется в этих глазах. Он попытался выползти из автобуса, но похоже, этот дьявол Рамсгейт вколол ему какой-то тягучий сироп.
И этот сироп растекался по всему телу. Сначала в него превратились ноги, потом руки. Когда он попытался двинуться, убежать, спастись, оказалось, что он может только течь.
И что еще более удивительно, за окном «Экскалибура» лил дождь. Прямо на большую голову доктора Рамсгейта.
Нет, подумал Рэндольф, ошеломленный, охваченный неясной приятной слабостью, у него вообще нет головы. На плечах Рамсгейта находилась вывеска компании «Акме», «Компания "Акме" — добыча свинца», под дождем, в сен…
В сент…
В сентяб…
Сентябре!
Это вырвалось откуда-то из глубины сознания: сентябрь.
Семьсот пятьдесят тысяч долларов были спрятаны в трехколесном фургончике для мороженого фирмы «Замороженные продукты Юм-О».
Он ехал под дождем по мокрой дороге…
Динг-лин-лин — триумфально звенели колокольчики в его честь…
Дорога перегорожена.
Федеральная полиция.
Продавец вернулся из отпуска, но слишком поздно, фургончик украли, было слишком поздно…
Все равно получится…
Величайший успех…
Пока не…
Крути педали, давай, крути педали…
Фургончик нельзя развернуть…
Наручники…
Темные камеры…
Крики «виновен, виновен!»
«Ага! — Рэндольф слышал, как он кричал тогда в тот дождливый сентябрьский день, — ага, сукины дети, я снова вас надул!»
«Плохо, — шептали призрачные голоса. — Плохо. Слишком выделяется».
«Один из последних, — снова шептали те же голоса из тумана. — Последний, последний. Последний из величайших».
«Пенологический триумф, — верещал хор привидений. — Ломайте стены. Перестраивайте личность. Дизассоциируйте. Ассимилируйте. Интегрируйте».
СОЦИАЛИЗАЦИЯ.
«…согласно данным географического селектора, главный… (ГЛАВНЫЙГЛАВНЫИГЛАВНЫЙ), — темное эхо словно электрошоком выжигало огненные дорожки в его измученном, утомленном, усталом мозгу, — и мы нашли… (НАШЛИНАШЛИНАШЛИ…) идеал… переделка… защита окружающей среды… (СРЕДЫСРЕДЫСРЕДЫ)».
В течение одного невыносимого мгновения Рэндольф Меллорс всматривался в умные глаза психосоциализатора, который наклонился над ним в зеленой комнате и опустил ему на лицо маску.
Глаза… глаза…
Вина.
Вина.
ВИНА!
Они не смогли скрыть своей неприязни. Корчась (они связали его, воспоминание вспыхнуло у него в мозгу римской свечой), он видел, как их глаза обвиняюще смотрят на него, а все его гормоны, энзимы и катализаторы бурлили в нем в первый момент социального перерождения, и скоро он почувствовал отвращение.
Вина; он ненавидел вину.
«Эй, вы, сукины дети, — крикнул он перед тем, как они отравили его каким-то газом и превратили в кого-то другого, — вы делаете меня чертовым психом (ХОМ… ХОМ…ХОМ)».
На закате, огненно-красном закате, вызывающем мысли о далеких просторах, которые ждут нас за сосновыми холмами, специальный туристический экспресс «Экскалибур» стоял на обрыве, с которого можно было видеть придорожный магазинчик Лампкина, укрывшись за деревьями и оставаясь незамеченными. Через поднятое заднее стекло высовывалась мощная подзорная труба. Припав к ней, Харлоу Б.С.Баннер наблюдал за тем, что делалось в лавке.
Сквозь чистый, прохладный воздух издалека донесся гул автомобиля. Баннер восторженно прищелкнул языком.
— Что он делает? — спросил доктор Клуг. На самом деле он сказал: «Чтонн счас деллт?», будучи под действием поощрительной премии, выданной ему Баннером за четырехчасовую тайную операцию по перестройке личности. Разумеется, премия состояла в изрядной порции шотландского виски. Ненасытный и торжествующий Клуг уже употребил пинту неразведенного спирта из медицинских запасов. Но даже теперь жадно поглядывал на спиртовку, на которой готовился ужин.
— Пишет записку. — Хихикнув, Баннер подкрутил регулятор резкости. — Так, сейчас я прочитаю…
— Великолепно! — пискнул доктор Рамсгейт откуда-то из глубины салона. Рамсгейт даже не позаботился превратить электронный операционный стол в нормальные сиденья. В действительности это была часть его награды — не складывать операционный стол подольше и провести на нем кое-какие процедуры, о которых Баннер не счел нужным справляться.
— Я так и думал! — воскликнул Баннер. — Он пишет прощальную записку Лампкину. Так, теперь он выходит. Закрывает магазин и… о-ля-ля! Остановилась какая-то машина. Проклятая женщина! Вытаскивает коляску…
— …б-блюдки, — Доктор Клуг рыгнул, обращаясь к своим бывшим коллегам. Он темпераментно потряс пустой фляжкой из-под спирта. — Все б-блюдки. Если мужик плучает удвольствие, эт-та не значит, чт-та он не знает, как эт-та лич… личность…
— Не зазнавайся, — усмехнулся Баннер, настраивая окуляр. — С ним было просто. Кроме того, у него имелись изначально сильные антисоциальные склонности.
— И щас ессь, — поправил его Клуг, несколько накренившись.
Баннер больше не обращал внимания на своего беспутного товарища. Сцена, которую он увидел в трубу, захватила его целиком. Рэндольф Меллорс вышел из магазина, когда миз Маджрок подкатила свою коляску и поставила ее на тормоз. Меллорс стоял в винно-красном солнечном свете с перекинутым через плечо плащом, развязно заложив большой палец за пояс. Он даже не спросил женщину о цели ее визита, а нахально объявил, что она может сама взять, что ей нужно. Когда миз Маджрок вошла в магазин, Рэндольф огляделся по сторонам и быстро нагнулся над коляской. В сумерках было видно, как он торопливо сунул в рот наполовину обсосанную мятную палочку.
Даже с высоты обрыва Баннер мог слышать вопль протеста, вырвавшийся из коляски. Меллорс шагнул с тротуара в пыль, завернул за бензоколонку и показал нос лавке Лампкина. Затем, покачивая плащом и что-то насвистывая, пошел по окружному шоссе № 2 на закат.
