Александр Гейман - Сказка о быдле
Каждый день к быдлу с чем-нибудь приходили:
- Надо улучшить дороги, чтобы процветала торговля,говорили Терентьев и Калдин.
- Ну, так улучшайте,- отвечало быдло.
- Но в кажне нет на это шредштв,- возражал Карл Федорович.
- Надо взимать пошлину за проезд по дорогам, и расходы с лихвой окупятся,- предлагал шут Ерошка.
- Ну, так взимайте,- говорило быдло.
Шут Ерошка особенно досаждал быдлу, постоянно предлагая различные нововведения. Быдлу это так надоело, что оно назначило Ерофея секретарем в государственный совет:
- Будешь совет вместо меня вести, а то бегаешь тут со всем!
Калдин и Павсаний одобрили:
- Ерофею Ивановичу давно пора.
Генерал Голованов занялся устроением армии и приставал к быдлу, уговаривая сходить походом на Турцию.
- Те земли - наши исконные вотчины.
- Исконные - это как?
- А так, что пятьсот лет назад под нами были.
- А до этого?
- А до этого... То ли хазары жили, то ли печенеги, шут их знает!
- Так что же ты предлагаешь, Голованов: сейчас мы эти земли отберем, а завтра печенеги придут и скажут: раньше мы тут жили.
- Да они же вымерли!
- А если воскреснут? Ты что, Потап Алексеевич, крови хочешь?
- Да какая кровь,- ты же с нами будешь!
- А если не буду? - глянуло на него быдло.
И быдло сказало:
к нам отойдут, а если лучше, то чего же тягать их на горе.
- Не время, значит,- понял генерал.
Как-то в это время быдло спросило Калдина:
- Калдин, а вот эта вся наша знать - не бездельники ли? Даромедов зачем держать?
- Не совсем так, ваше превосходительство,- отвечал посол. - Конечно, они не работают в поле или мастерских, но, будучи освобождены от тягот низкого сословия, составляют среду, в которой поддерживается просвещение.
- То есть?
- Ну, вот Ерофей Иванович,- объяснил посол,- ездил за границу с принцем Агафоном. Агафон - оболтус был, оболтус и и остался, все так, но не было бы принца, не было бы и заграницы для Ерофея Ивановича, и где бы он всего набрался? Или князь Песков. Скажу по совести, и при европейских дворах трудно сыскать столь обходительного вельможу. Теперь его слуги смотрят на своего господина и усваивают себе, каковы должны быть правила благородного человека. Из подражания и пересказов слуг понятия учтивости расходятся далее вниз, и это так заведено во всех странах: сначала просвещение появляется наверху, а после его усваивают низшие слои. Вспомните лаваторий: сперва его построили во дворце, потом переняли вельможи, а теперь Ерофей Иванович хочет оснастить им все присутственные заведения. Да, жизнь благородного сословия оплачивает простой люд и платит недешево, но такова необходимость: просвещение стоит дорого, но его отсутствие обходится неизмеримо дороже.
- Вон оно как,- поняло быдло. - Ладно, пусть будет среда просвещения. Но только, Калдин, у наших придворных утонченности, по-моему, с гулькин хрен.
- Я на днях закончил перевод книги "Правила обходительности", где изложены все понятия благородных манер, - сказал посол. - По распоряжению господина секретаря ее уже переписывают (кстати, надо бы завести книгопечатание для таких случаев). Теперь с книгой следует ознакомить благородное общество.
- Непременно пусть каждый до корки выучит! - велело быдло.
Секретарь Ерофей, вникнув в государственные дела, нашел большие упущения в законодательстве. С послом Калдиным при участии Павсания они за неделю написали свод новых законов. Ерофей с ворохом бумаг явился к быдлу:
- Ознакомьтесь, ваше превосходительство! Новые законы на подпись.
- Ты, верно, меня замучать хочешь,- застонало быдло. Не буду я это читать!
- Надо, дядюшка! Ты - князь-правитель.
- Ерофей,- сказало быдло,- ты же в этом больше меня понимаешь. Как ты сам думаешь, нужны эти указы?
- Нужны.
- А правильно написаны?
- Правильно.
- Так давай перо, и я подпишу.
- Нельзя, дядюшка! Как же - не читая? А вдруг мы там войну объявляем?
Быдло даже захныкало от досады, но бумаги приняло. Оно пошло к Настасье:
- Настенька, помоги разобрать, что они тут сочинили!
Настасья стала читать.
- Настоящим провозглашается равенство всех перед законом независимо от сословия, народности или веры. Обязанности подданных различны по их месту в обществе, но ответственность закону одинакова.
- Это зачем так, Настенька?
- Верно, Ерофей Иванович хочет справедливого суда для всех сословий,- краснея, отвечала Настасья,- и уважения ими своего долга.
- А надо это писать?
- Вероятно, да,- смущаясь, объясняла Настасья, - наша страна обширна, и в ней много народов, пусть все знают, что отношение властей к ним равно.
- А ты что скажешь, Ванятка?
- Правильно, дядюшка быдло! - бойко отвечал Ванятка. Учитель истории рассказывал, что древний Рим тем стоял, что сделал римлянами все покоренные народы!
- Ну, значит, так тому и быть. Дальше что?
Настасья зачитала:
- Государство не входит в дела веры, предоставляя решать вопросы веры церкви, пастве и каждому самому для себя. Церковь...
- Подожди, подожди, Настенька. Не входит в дела веры это о чем?
- Верно, о том, чтобы не было принуждения властью к исповеданию веры.
- Павсаний, поди, воспротивится? - спросило быдло.
- Нет, дядюшка быдло! - живо откликнулся Ванятка. - Я когда в монастыре жил, пропустил один раз молитву, и брат Игнатий дал мне подзатыльник, а владыка Павсаний его осудил, что в молитве не должно быть принуждения, и наложил на Игната эпидемию!
- Епитимью, Ванечка,- поправила Настасья.
В это время Ерофей и Калдин разыскивали быдло по какомуто делу. У дверей детской они услышали это обсуждение и многозначительно переглянулись. Вечером Калдин снова обратился к быдлу с предложением изменить правление.
- Ты, Калдин, прилип, как банный лист! - рассердилось быдло. - Я тебе сто раз говорило, что будь Ванятке хоть на восемь годков...
- Ваше превосходительство,- перебил посол, - зачем же ждать так долго? Ведь Анастасия Семеновна тоже наследница!
И верно, все как-то забыли об этом!
- А правда, Настенька,- воодушевилось быдло, - давай-ка мы тебя царицей поставим! Хочешь?
- Ах, нет, нет! - вся покраснев, отказалась Настасья. Дядя Гордей не переживет этого!
- Он-то не переживет! Оставим ему харчи да постель во дворце, да голубятню,- чего ему еще?
- Нет, я не могу,- отбивалась Настасья. - Государством править - это ваше мужское дело, а мое девичье дело - принца дождаться и замуж выйти!
- Какого еще принца? Евгения, что ли?
- Не-ет,- отвечала Настасья,- Евгений чернявый, мне брат Агафон показывал портрет, а мой принц светлый, кудрявый, с голубыми глазами, в серебряном доспехе и с алым плащом за спиной,- я его часто теперь во сне вижу!