Вогт Ван - Блеск грядущего
Сейчас же все они ожидали, когда кто-то из их числа выступит с достойным отпором. Но когда через минуту или даже более никто не заговорил (сам же Орло продолжал в это время стоять, улыбался и как будто тоже ожидал), удивленно отозвался один только Ишкрин:
— Дайте-ка подумать, ведь это же полнейшее оскорбление. Нам еще никто так не говорил, с тех пор, как всех нас собрали в этом месте. Но ладно, рассудите по-хорошему. Разве это не правда?
В ответ раздалось, поначалу несмелое: «Точно, будь я проклят. — Да, вы правы, такое случилось в первый раз. — Шутки шутками, но мы все чувствуем себя обманутыми!»
Когда прошла первая реакция, молодой человек все так же стоял возле стола, глядел на присутствующих горящими голубыми глазами и улыбался. Когда наконец стало тихо, он сказал:
— А могу ли я усилить критичность своего выступления?
Математик Дьюреа вздохнул:
— Уж лучше проглотить его философию за раз, одним куском, чем потом растягивать удовольствие на многие годы.
И он кивнул Орло:
— Ладно уж, валяйте.
Большинство присутствующих согласилось с этим, а Питер Ростен сказал своим обычным, спокойным тоном:
— Иногда, а точнее, прямо сейчас, человеческая мысль становится даже более важной, чем обычно. Он делает это для нас.
— Господа, — заявил Орло, — я собираюсь произнести перед вами небольшую речь. — И далее: — В человеческой эволюции наступит такое время, когда все уловки диктатуры по вылавливанию и использованию молодежи в своих целях уже перестанут срабатывать. Ваша ошибка заключалась в том, что когда вы сами были молодыми, вас тоже эксплуатировали, но вы этого не замечали. Вы успешно заняли те позиции, на которых находились старики вашего времени, и даже не заметили, что их понижение в должности было частью бесконечной системы, в которой какой-то человек использует безымянных молодых людей ради своих интересов. Потом вы и сами стали для этой системы старыми и слишком самоуверенными, но было уже поздно. Вы пустоголово играли свои роли, а следующая порция ничего не подозревающих юнцов уже была обучена, чтобы заменить вас и действовать против вас же.
Моя роль и моя судьба… — Орло поежился. — Я догадался обо всем, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Через неделю после того, как я уже все знал, мне предложили заменить на ключевом посту человека, которому исполнилось тридцать два. От этого предложения я отказался, как уже вам рассказывал. Я тут же сообщил об этом всем знакомым своего возраста и разослал письма сотням ровесников, объясняя в них, почему так поступил. Большинство из них просто пропало, в этом я уверен. Кто-то мне не поверил, но я уже распространил свой яд. А что вы думаете? Вдруг хоть кто-то из этих молодых получателей подымет мой факел и понесет его дальше?
Уселся он так же резко, как перед тем вскочил.
— Их слишком мало, — заметил математик Дьюреа. — Запомните, этот человек убивает всех, кто для него опасен. Не только зачинщиков, но и любого, имеющего в голове определенные мысли или какую-то память. Могло показаться, что он и сам чрезвычайно удивлен результатами своего анализа. Но окончательное решение выдаст мощь человеческого разума. Специфические идеи, не важно в чьей голове они появятся, приобретут убийственную силу. Но подобные личности, несущие в себе такие мысли, должны быть уничтожены — и не важно, сколько их будет.
— Но ведь подобные мысли есть и у вас, — стал спорить с ним Орло, — а вы все еще живы. Они есть и у меня, а мне до сих пор даже обвинение не предъявлено.
К пожилому математику вернулось его хорошее настроение.
— А мы здесь — особенная группа. Все мы специалисты в области систем коммуникации. Время от времени нам подкидывают на решение кое-какие проблемы, но большей частью мы лишь напрасно тратим здесь свои таланты. Своими научными исследованиями мы искупаем свою вину. Правда, все они не представляют особой ценности в связи с потребностями отдельно взятого человека. Так что, вопрос в том, что… — И он замолк.
Раздвинув щербинку улыбки у себя на лице, Ишкрин спросил:
— Ну-ну, Анден, так в чем же вопрос?
Дьюреа поднялся из-за стола. Теперь он казался даже ниже, чем когда сидел. Выражение лица и поведение математика напоминали человека, которого только что посетила какая-то важная идея. Его глаза блестели, слова были отрывистыми:
— Господа, здесь мы находимся ради определенной цели. Все предыдущие наши разработки и задания были обманкой. Нам их поручали лишь затем, чтобы когда пришла пора для настоящей работы, мы действовали на надлежащем уровне, во всеоружии наших талантов. — он взволнованно повернулся к мужчине, сидящему на третьем месте с южной стороны. — Питер, расскажи им про то, о чем ты уже говорил мне. — И уж совершенно разволновавшись, он закончил чуть ли не криком: — Настоящая цель та, о которой уже упоминалось сегодня утром… Питер, ну скажи же им!
Вызванный им Питер Ростен вдруг очутился в центре внимания. Вообще-то, в этой теплой компании ученых он держался как-то с краю. Администратор городка, знавший его еще молодым человеком, не гнушался тем, чтобы поболтать с ним по телефону о том, о сем. И вот как раз во время сегодняшнего утреннего разговора чиновник и упомянул о новом проекте.
— Вы помните Хигенрота… — начал Питер Ростен.
И тут заговорили, казалось, все, не давая ему продолжить:
— О, нет! — закатил глаза кто-то.
— Господи, — взмолился другой, — только не Всепрроникающая Теория.
— Думаю, это Глюкен подсунул нам эту работенку, — догадался третий. Да, это такая лажа, как будто мало того, что мы торчим здесь…
— Успокойтесь, господа, — стал упрашивать Ростен. — На то, чтобы расправиться с нею, нам дают шесть месяцев. У нас еще целая куча времени.
Взгляд Орло Томаса перебегал с одного лица на другое. Когда же стало относительно тихо, он спросил:
— Всепроникающая что?
Сэнди МакИнтош буквально взвыл:
— Нам только этого не хватало! Он даже не слыхал о ней! — Он махнул рукой. — Не бойсь, парень, в свое время еще услышишь.
Пухлый мужчина, номер третий с западной стороны, тоже поднялся из-за стола.
— Ладно, пойду-ка я в библиотеку да освежу свои знания по этой Всепроникающей Теории, а потом стану думать. Если нам поручат разбираться с ней, то всем нам было бы лучше подготовиться. А то мы не долго будем чувствовать себя королями.
И он вышел, даже не оглядываясь. Его уход вызвал самые различные замечания среди его коллег.
До сих пор упорно молчавший тип — место десять с северной стороны выкатил свои карие глаза к потолку и сказал:
— Короли… Запертые здесь уже восемь лет, как, скажем, я… Это больше похоже на рабство.
