Валентин Юрьев - Отбросы
Помню, как то в горах мы, дежурные, для экономии утреннего времени, чтобы побольше поспать, с вечера сделали бутерброды с сыром. А ночью прошел неплохой ливень, который просочился под крышку котелка, и утром наш завтрак плавал в ледяной воде, а другого уже не предвиделось. Пришлось всем кусать омерзительный хлеб из которого выдавливались в рот потоки воды. Ффу, гадость! Инструктор этого издевательства не выдержал и ушел завтракать к другой группе, в которой была горячая каша. Сейчас бы сюда такой бутерброд…Да и кашу я бы слопал! Эх, мечты!
Плохая еда здесь не впервые и жаловаться на нее некому, потому что все продукты мы делаем сами. Громадная оранжерея, большая лаборатория разведения бактерий и грибов должны были кормить небольшую армию во время атомной войны. Все это натуральное хозяйство передано нашей тюрьме вместе с первоклассным персоналом и оборудованием, да кроме того, с Земли постоянно прибывали новые ученые для работы в уникальных условиях.
Бедолаги не знали, что попав на станцию первый раз, они продавали душу дьяволу и назад уже не возвращались, слишком дорого стоила государствам станция и военные никого не оставляли в покое. Не знаю уж, какие меры были приняты, но люди на станции практически не менялись.
В отпуск — пожалуйста, в строго оговоренные места, куда приезжали и члены семьи, но удрать насовсем было невозможно, все перемещения по планете, все разговоры и даже настроения фиксировались на Земле дублером Спрута, имевшим, естественно, имя "Второй".
Зато была отменная зарплата, интересная, необременительная работа, пятьдесят дней в году — отпуск, бесплатная медицина тут же на борту, разве плохо?
Ну, настоящие-то ученые и без того рвались в это уникальное место наблюдений, они жили бы здесь и без зарплаты. Почему-то, привыкнув немного к своей должности, я стал гордиться нашим Ковчегом, уникальным и гигантским сооружением, и даже тем, что на Земле никто так ничего и узнал о нем.
Разнообразные комиссии и репортерские бригады, посещавшие тюрьмы и освещающие жизнь смертников, ни о чем не догадывались. Ну, может быть даже и догадывались, но не смогли ничего узнать конкретно.
Для этого в пустыне была организована секретная тюрьма, местонахождение которой тщательно скрывалось, хотя по сути она тоже была настоящей.
Комиссию тщательно отсортировывали. Людей ненужных просто не пропускали. Запрещалось брать с собой все виды радиоизлучающих приборов, куда попадали и мобильники и передатчики и, конечно же, спутниковые определители координат, всевозможные маячки и жучки. Их просто уничтожали на месте.
Уставших от долгого переезда людей привозили в закрытых вертолетах ночью, в режиме строжайшей секретности, спускали в гигантскую шахту в закрытых люльках и объясняли, что это и есть особая тюрьма для особых преступников. Им могли показать столовую, место для прогулки, больничный бокс, потому что они были настоящими, даже чью-нибудь камеру с менее опасными жильцами.
А потом начиналось цирковое телевизионное представление с участием звезд мирового злодейства. Главным было показать всему миру, что гуманное правительство действительно не травит убийц ядовитым газом и не давит тяжелым катком тех, кто и впрямь этого заслуживал, а предоставляет им комфортабельные камеры и все условия для пожизненного превращения в прах.
Самих зэков показывали исключительно через объектив видеокамеры, при этом никому и в голову не могло прийти, что источник стоит далеко за пределами земной атмосферы,
Какой уж тут гуманизм, мне неясно, но общественность млела, видя видеосъемку мафиозного вожака в салатовой робе, живого и невредимого и рядом охрану в парадном одеянии. И никакого оружия. Идиллия.
И что с того, что один из них убил десятки детей лично, своими руками, а другой организовал жуткий вертеп, в котором сотнями гибли те же дети от наркотиков, насилья и чьей-то похоти?
Я бы многих здесь сам с удовольствием отправил бы за борт, хоть и понимаю, что это несовременно.
Собственно ради этих встреч с репортерами и общественностью и нужна была летучая тюрьма, не будь этой необходимости, все ее недобровольные жильцы давно бы уже сгнили, а охранники и прочие работали бы по специальности, но на Земле и жили бы как люди.
Понять надувательство было невозможно или очень и очень трудно, тем более, что приезжали, в основном, неспециалисты. А, может, они тоже были "свои"?
Да не в этом дело. Тюрьма была тюрьмой, охрана была бдительна, начальник строг, в столовой пахло едой, а все клиенты оказывались живы и здоровы. Чего же еще.
Закончив свою трапезу, я, прощаясь, оглядываю зал, который мы называем столовая, хотя никаких столов, стульев и даже скамеек в нем, конечно же, нет, есть только девочки, раздатчицы пищи и сборщики пустой тары.
На экране ярко вспыхивая, сгорали космические военные катера, герои с мышцами и героини с бюстами до пупа расстреливали гигантских пауков из автоматиков, а те всё также поедали их, не запивая. Всегда я умилялся наивным картинам звёздных войн, не понимая, как это что-нибудь может гореть в косме?
Как можно мгновенно разогнаться на этих странных прозрачных мыльных пузырях и мгновенно затормозить? Как можно стрелять из автоматов в безвоздушном пространстве? И почему в громадных пауков надо стрелять из автоматиков? Чудаки! И как можно тратить миллионы долларов на съёмку такой чепухи, в реальность которой даже ребёнок не поверит, а без этой веры какое же это кино?
Питание происходит в столовой по строжайшему графику, потому что больше ста человек тут находиться одновременно не смогут. Проспал завтрак, жди обеда! А поел — выкатывайся!
Вот я и выкатываюсь.
Экраны есть в каждой камере, во всех помещениях, где могут находиться люди. Экраны сами по себе необычны. Их вообще-то и нет, трубка с лазерами производит в воздухе объемные голографические изображения, создаваемые управляемыми лазерами разного цвета. Управление, разумеется, любезно выполняет Спрут по радиоканалу.
Раньше экраны были чисто информационными и использовались для обучения и оповещения бравых русских рэйнджеров. Однако, стремление наладить уют свойственно очень многим, даже отпетым преступникам и Спрута очень быстро научили навешивать прекрасные пейзажи, причем каждому он высвечивал то, что ему хотелось, благо, памяти и быстродействия ему хватало.
Увлечение картинками было и до меня, однако, почему-то не поощрялось бывшим начальником станции. Может быть, он боялся понизить уровень военизированности своего коллектива, а может быть, в то время не хватало ещё мощности компьютерного мозга. Трудно сказать. Я не стал затыкать тягу к прекрасному, хотя, очень часто вся она сводилась к такой порнухе, что становилось стыдно.
