Чарльз Стросс - Семейный промысел
В процессе работы её не покидало весьма необычное чувство: «Это моя вторая «лунная экспедиция», — думала она. — Хоть кто-нибудь из астронавтов побывал на Луне дважды?» А вот она снова тут, причем в здравом уме, делает записи, фотографирует, документируя путешествие в это удивительное место, столь непохожее на её родные места. Что бы эти «родные места» не значили, особенно теперь, когда гангстеры знают ее домашний адрес.
— Я по-прежнему не понимаю каким образом я здесь очутилась, — диктовала она. — Однако чувствую себя так же как и в прошлый раз — та же ноющая боль в предлобье, бросает в жар и холод, возможно, повысилось кровяное давление. На заметку: в следующий раз захватить сфигмоманометр, надо проверить не чревато ли это артериальной злокачественной гипертензией. И захватить бутылочки, чтобы взять мочу на анализ.
Головная боль удивительно напоминала похмелье, каковое возникает вследствие обезвоживания, инициирующего воспаление мозговой оболочки.
— Остаются под вопросом физиологические реакции на… ну, на то, что я делаю. Когда я вглядываюсь в узор. На заметку: отсканировать медальон, увеличить в графическом редакторе и распечатать на бумаге, после чего выяснить сработает ли узор, если я буду вглядываться в распечатку. Короче, поэксперементировать.
«Здесь они меня не поймают, — бодро подумала она, оглядываясь вокруг — на этот раз в поисках места, где можно разбить палатку и устроить лагерь. — Я их выведу на чистую воду, а они даже не смогут найти меня, чтобы расправиться!»
Но ведь это еще не все, окончательно признала она, отыскав ровное место. Медальон принадлежал её матери и приняв его она воскресила призраков прошлого. Кто-то ведь её зарезал, причем неизвестно кто. Мириам не могла просто взять и выбросить это из головы, покуда не выяснит что эти места значили для её матери… и почему её не уберегли.
До заката оставалось часа четыре и Мириам прекрасно понимала, что нельзя терять времени. Температура может понизиться, ночью ударят заморозки, так что сперва следовало хорошенько обосноваться. У подножия развесистого каштана она свалила рюкзак и забросала его сухими листьями и хворостом — опытного лесничего не проведешь, но если смотреть издали — внимания не привлекает. Затем она прошлась по кругу в радиусе ста ярдов, меряя шагами лес и высматривая его край. Лес заканчивался у каменистой кручи, что и неудивительно — судя по туристической карте местности, которую она захватила с собой, такой же рельеф местности был и в её мире. С обрыва открывался великолепный вид на осенний лес, спускавшийся вниз и подступавший к долине. Милях в восьми-десяти восточнее должно быть невидимое за холмами и дюнами море, тем не менее она ощущала его дыхание.
Посмотрев на юго-запад, она увидела тонкий вьющийся дымок — какой-то поселок, правда очень маленький. Телеграфные столбы и дороги не обезображивали долину — повсюду лишь заросли кустов, деревья и странные на вид участки пашни. Ей стало одиноко в лесу, одиноко, как никогда в жизни. Она глянула вверх. По голубому небу плыли перистые облака… и ни единого инверсионного следа.
— Область выглядит малонаселенной, — пробормотала она в диктофон. — В близлежащем поселении что-то жгут — уголь или дрова. Телеграфные столбы, дороги, воздушный транспорт — отсутствуют. Цивилизацией даже не пахнет. О шуме и говорить нечего — лишь птицы, ветер и деревья.
Она вернулась к своей опушке, чтобы сориентироваться на местности, а затем направилась в противоположном направлении, вниз по пологому склону, прочь от рюкзака.
— Помни: берегись крупных диких животных, медведей и прочего зверья.
Она нервно хлопнула себя по правому набедренному карману. Будет ли прок от пистолета или же он только разозлит медведя? Она не ожидала, что здесь будет настолько безжизненно. Медведей не видать, но она случайно наткнулась на ручей — по правде говоря, едва в него не свалившись.
В какую бы сторону она ни пошла — конца края лесу не видно. Не наблюдалось и каких-нибудь признаков жилья, если не считать клубов дыма, которые она видела раньше. В четыре часа дня она вернулась на свою опушку, убедилась, что поблизости никого нет и вытащила из рюкзака палатку.
На установку ушло полчаса и еще полчаса на то, чтобы затянуть её сетью и покрыть листьями, так что издали палатка какзалась бесформенным бревном. Мириам потратила еще пятнадцать минут на то, чтобы сходить к ручью и наполнить водой десятилитровую канистру. Еще полчаса ушло на копание ямы, затем она потратила десять минут на то, чтобы перекинуть через сук веревку и подвесить сумку со съестными припасами над землей. Когда опустилась тьма, нашла зажигалку и подожгла примус, чтобы вскипятить воду на чай. «Я справилась, — возликовала она. — Не упустила ничего важного!» Теперь бы только прожить завтрашний день и первую половину следующего, оставаясь незамеченной.
Ночь была холодной, однако в спальном мешке да еще и внутри наглухо застегнутой палатки было очень даже жарко. Мириам спала чутко, просыпаясь от каждого шороха, пугаясь порывов ветра и стука слабого предрассветного дождя, страшась того, что медведи или другие крупные животные вторгнутся в ее временный лагерь. Раз ей пригрезилось, что вдали завыли волки. Но наступил рассвет и ничего страшного так и не произошло. С заспанными глазами она вылезла из палатки и присела над загодя вырытой вчера ямой.
— Наконец-то пригодились навыки девочки-скаута, — язвительно проговорила она в диктофон, нарочито растягивая слова.
Консервная банка сосисок с бобами, запитых крепким кофе, составили ей сносный завтрак.
— И что теперь, — спросила Мириам сама у себя. — Оставаться в лагере или же исследовать территорию?
На миг Мириам дрогнула. Бескрайность первозданной природы стала действовать ей на нервы. Вдобавок, критичность положения, в которое она себя поставила. «Я ведь могу сломать ногу и никто, никогда меня здесь не найдет. Или же…» Стрельба в ночи. «Моя мать не смогла выбраться сюда и её зарезали. Должно ж быть этому какое-то объяснение».
Из-за полного одиночества она вынуждена была болтать вслух, заполняя гнетущую тишину. Но все оброненные фразы говорили ей лишь об одном — ей было… «Давай напрямоту. Мне страшно. Я поступила неблагоразумно, так? Но раньше я вовсе не совершала неблагоразумных поступков, пока в понедельник сама же не нарвалась на увольнение».
Покопавшись в рюкзаке, она выудила из него небольшой ранец, набила его вещами первой необходимости и направилась к обрывистому склону.
Утро было ясное и холодное, но слабенький дымок, который она видела вчера, исчез. Впрочем Мириам приблизительно помнила откуда он исходил, поэтому принялась методично осматривать горизонт в бинокль. Навела фокус на верхушки деревьев, перемежавшихся едва заметными крышами. На глазок, примерно три мили. Она глянула в небо и закусила губу.
