Ольга Ларионова - Вахта Арамиса, или Небесная любовь Памелы Пинкстоун
Не знаю, кто и что сделал, что машина приняла мою команду, но в тот же миг я почувствовала... сейчас-то я знаю, что это - попросту ощущение невесомости; а затем все кругом - сама машина, мальчишки, стены, потолок стали прозрачными, неощутимыми, они надвинулись на меня, и я очутилась как бы внутри всех их - одновременно.
Это было не тяжело, а просто так страшно, что я уже перестала что-либо различать. Ну что вы хотите конечно, перепугалась. А потом - правда, я не знаю, как скоро наступило это "потом", - вдруг стало легко и уже,.совсем темно. Я выползла из своей мышеловки. Пахло подземельем и еще чем-то благовонным, маслянистым, священным...
Симона сделала паузу и быстро, пряча глаза под невероятными своими ресницами, оглядела слушателей. Встретилась взглядом с Дэниелом, усмехнулась одними уголками глаз.
"О чем это она? - снова подумал Дэниел. - "Пахло чем-то священным..." Но Симона органически неспособна произносить подобные фразы. Она должна была сказать: воняло машинным маслом с ванилью..."
- Темнота низко нависала надо мной, -продолжала Симона, - откуда-то доносилось приглушенное бормотанье - всего три или четыре слова, которые повторялись с небольшими паузами и сопровождались звоном чего-то тяжелого. "Молится", - прошептал над моей головой Поль, и мальчишки, производя по возможности меньше шума, плюхнулись на пол. "Нет, считает", - возразил Феликс. Гадать было нечего, мы двинулись на голос. За поворотом узкого, прохода мерцал жиденький свет. По каменному полу ползали три человека, закутанные в какие-то хламиды. И тут же, на полу, поблескивали груды каких-то деталей. Приглядевшись, мы заметили, что один из этих закутанных вытаскивает из колодца тугие мешочки, другой их взвешивает на палочке с двумя чашечками - допотопный такой прибор для сравнительного определения массы; третий же раскладывает содержимое мешочков на кучки, приговаривая какие-то слова, наверное - "мне, тебе, ему". И тут я догадалась: "Ребята, это же деньги!" Тот, что делил, вздрогнул и лег животом на свою кучу. Мы затаили дыхание. Тот полежал-полежал и снова принялся за дележ.
"На пир не похоже", - прошептал Феликс. Мы, не сговариваясь, поползли в противоположную сторону. На наше счастье в карманчике трусов у Поля оказался люминесцентный мелок, и он, как мальчик-с-пальчик, оставлял на стенах крошечные светящиеся точечки, которые позволили нам потом найти дорогу назад. Несколько витых лестниц с осклизлыми ступенями - и мы очутились в галерее, наполненной людьми. Все они были полуголыми и какими-то маслянистыми. Словно их рыбьим жиром мазали. Они бегали взад и вперед с факелами, горящими чадным багровым пламенем, и медными блюдами, которые они несли над головой. Что там лежало, мы не могли видеть, но на пол капал остро пахнувший бараний жир, и весь пол поблескивал расплывшимися тошнотворными пятнами.
Никто не обращал на нас внимания. В дымной сумятице мятущихся огней наши трусики и майки ни у кого не вызывали недоумения. Феликс, предусмотрительно захвативший с собой знаменитый биоквантовый манипулятор, шел впереди. На него налетел один из этих полуголых и, выбросив руку вперед, прокричал что-то гортанным голосом. Там, куда он показывал, виднелась покосившаяся дверь. Мы осторожно вошли в нее.
Неуклюжие колонны беспорядочно торчали по всему залу. А возле них прямо на полу полулежали люди, Тупые горбоносые рожи истекали жиром; иссиня-черные, завитые мелким бесом бороды двигались вверх-вниз с монотонностью поршневых двигателей. И какое количество еды! И вся несъедобная. Какие-то рваные куски мяса, лепешки с отпечатками чьей-то пятерни... И этот жир. Бр-р-р...
Мы присели на корточки у стены. Шагах в двадцати от нас, на возвышении, возлежал пожилой человек.
У него было откормленное, в лиловых жилочках лицо, и черные волосы, убранные мелкими белыми цветочками. Он то и дело бросал еду и хватался за сердце, отчего на белой его одежде оставались сальные пятна. "По роже видно, что предынфарктное состояние", заключил Феликс, и Поль прыснул. "Дураки, - сказала я, - его пожалеть надо. Ему бы сейчас морковную котлетку и капустный салат. А он вон как обжирается".
Мальчишки посмотрели на предынфарктного царя и тоже пожалели его. Но тут в зал ворвались полуголые девчонки лет так по десяти, и начали такое вытворять...
"Пошли отсюда, - сказал Феликс. - Какой-нибудь великий царь, а вон чем занимается. А самого внизу обкрадывают".-"Кто?" - удивился Поль. "А ты что думаешь, те трое - что, в двенадцать камушков играют? Они крадут. И делят".
"А ведь нехорошо, - сказала я. - Мы знаем - значит, вроде бы покрываем. Надо сказать этому дураку. Или написать на стенке - манипулятор есть, люминесцентный мелок - тоже".
Симона замолчала. Все слушали, как маленькие, - раскрыв рты.
- Ну, а остальное вы уже знаете, - закончила она. - Манипулятор был белый, по форме напоминал человеческую руку, и, когда он стал писать оранжевым мелком светящиеся слова: "Взвешено, сочтено, разделено", - тут-то и был с великим царем инфаркт.
Санти наклонил светлую голову к самому столу, восторженно посмотрел на Симону снизу.
- Мадам, - проникновенно проговорил он, - куда бы вы еще ни полетели возьмите меня с собой. Готов следовать за вами в качестве оруженосца, раба, робота...
- Идет, - Симона тряхнула лохматой гривой, -идет. Только это будет пострашнее... Не боитесь?
- Нет, мадам.
- Молодец, мой мальчик. Но мы пойдем сквозь пояс чудовищной радиации... И все-таки не боитесь?.
- С вами, мадам?
- Правильно. Чего же бояться? Мы просто наденем антирадиационные скафандры, возьмем дезактиватор и... накроем его раструбом бортовой дозиметр. Здорово?
Лицо капитана, застывшее в снисходительно-насмешливой улыбке. Круглеющие от страха глазки Мортусяна. Санти поднял пушистые девичьи ресницы хлоп, хлоп, - пленительно улыбнулся:
- А зачем?
- Это-то я и хочу узнать: зачем?
Казалось, Симона сейчас протянет свою огромную лапу, словно папиросную бумагу прорвет синтерикдон и накроет маленького Санти, и он трепыхнется под ней - и затихнет, пойманный...
И тут вскочила Паола. Ничего не пенимая, но инстинктивно предугадывая надвигающуюся на Дэниела опасность, она бросилась вперед, словно воробьишка, растопырив перышки:
- Ой, не отпускайте мистера Стрейнджера, капитан. Честное слово, это плохо кончится. А если он вам не нужен, то лучше оставьте его здесь, на станции...
Все дружно рассмеялись. Все, кроме Симоны. "Господи, да что же я делаю? - неожиданно подумала она. - Что делаем мы с Адой? К чему вся эта мышиная возня с предполагаемой контрабандой, которую мы, наверное, не найдем, потому что ее попросту не существует. А потеряем мы Пашку. Потеряем нашу Пашку. А-нашу ли? Нам казалось, что достаточно прожить вместе несколько лет, как она автоматически станет нашей. А вот вышло - она чужая, и мы для нее - враги. Понимает, что мы что-то затеяли, и готова на все именно на все, на драку,, на предательство, - лишь бы защитить тех, своих. Так что же вы смотрите, Ада, Ира- ида, куда вы смотрите? От нас же уходит человек..."
