Александр Казанцев - Купол надежды
Велико же было изумление Аэлиты, когда отважный лыжник, внушительного сложения, но не громоздкий, а собранный, могучий, снял шапочку. И засверкала на солнце седина.
— Почему вы спускались без лыжни? — с туристской непосредственностью спросила Аэлита. — Ведь вы могли подвести инструктора. Он отвечает за всех. Да и сами, представьте себе, изуродоваться…
— Что вы! — смеясь, ответил лыжник. — Меня тут все знают, я ведь не новичок. Во всех отношениях. Правда, в состязаниях уже не участвую. Но бывало, бывало…
— Окажись я моложе, я решилась бы спросить вас, — не без лукавства сказала она, — это ничего, что я к вам пристала?
— Вы? Еще моложе? Ну тогда я, соответственно менее дряхлый, ответил бы вам: «Помилуйте, если бы не вы ко мне пристали, так я это сделал бы! В порядке самоутверждения!» — Он сказал это с такой шутливой серьезностью, что Аэлита рассмеялась:
— Я вас не видела.
— А я вчера приехал. Можно сказать, первая моя вылазка.
— Тогда признавайтесь, почему вы не воспользовались лыжней?
— Заставляете сразу исповедоваться? Характер у меня, видите ли, несносный. Всегда и во всем ищу не оптимальных решений, а непроторенных путей.
— Вы, наверное, геолог? Все ищете…
— Отыскиваю. Но не геолог. Химик.
— Вот как? Какое совпадение! Я тоже. Честное слово!
— Будем знакомы, коллега. Анисимов Николай Алексеевич.
— То есть как это Анисимов? — нахмурилась Аэлита. — Сразу разыгрывать «по-терскольски»? Я по учебнику Анисимова, представьте себе, курс химии сдавала. Так что мы с ним даже знакомы.
— С учебником или с его автором?
Аэлита смешалась.
— Конечно, с учебником.
— Теперь и автор перед вами. А вас как зовут?
— Аэлита.
— А вы злая. Сразу отплатить розыгрышем за воображаемый розыгрыш хотите.
— Ну что вы! Я на самом деле Аэлита. Честное слово! Аэлита Алексеевна Мелхова. И фамилия у меня самая мелкая. Не правда ли?
— А я думал, какая-нибудь Алькобаси или Кими-тян, японка.
— Многие так думают. И я им помогаю. Представьте, прическу даже научилась делать себе под японскую марумаге. Знаете?
— Знаю. Мне приходилось бывать в Японии.
— Завидую вам светлой завистью. Как же там?
— Как на другой планете. Все не так. От традиций до информации. В их языке даже звука «л» нет.
— Бедные! Как же им приходится говорить «люблю»? Рюбрю? — снова не без лукавства спросила она, поддерживая шутливый тон.
— Что-то в этом роде. Но в любви я там не объяснялся ни по-японски, ни на другом языке, — на полном серьезе ответил он.
— А вы много их знаете?
— Девять, не считая русского.
— Так вы просто полиглот! — искренне восхитилась Аэлита.
— Нет. Те знают и по шестьдесят языков. Специальность у меня иная. Языки я изучал, чтобы самому побывать в разных странах, встретиться с моим старым врагом — с голодом.
— Вот как? Почему он ваш враг? Вы же химик!
— Охотно вам расскажу. Возможно, переведу в свою веру. Я сектант.
— Опять шутите, — обиделась Аэлита.
— Нисколько. Я верю не в бога, а в химию.
— Но химия — это почти ругательное слово у обывателей, когда они говорят о медикаментах, о синтетической одежде, ткани. Право-право! — Аэлита перешла уже с шутливого тона на вполне серьезный.
— Вот нам с вами, поскольку вы тоже химик, и предстоит победить всеобщее сопротивление. Сто лет назад весь мир носил одежду из натуральной кожи, натуральных волокон. А теперь на восемьдесят процентов одет в синтетику.
— И ругает ее.
— Да, за несовершенство. А это, как вы знаете, преодолимо. Вот если бы синтетики не существовало совсем, то человечество наполовину оказалось бы голым.
— Как так голым?
— Людям нечего было бы надеть, даже шкур пещерного века. Словом, естественных ресурсов не хватило бы. Разве сравнить численность населения сейчас и сто лет назад? Каждые тридцать семь лет оно удваивается, а ресурсы остаются прежними.
— Так же и с голодом? — догадалась Аэлита.
— Так же. В Европе за год человек съедает мяса в количестве, равном собственному весу. А в Индии столько же мяса человек потребляет за всю свою жизнь. Почти два миллиарда человек голодают сейчас в мире, Я недавно вернулся из Рима, где на продовольственном конгрессе ООН шел об этом разговор. И я решился сказать там, что накормить можно всех.
— Это уже по-настоящему интересно. Кажется, я тоже стану сектанткой.
— Имейте в виду, что я искатель. Я ищу не только новые пути, но и новых людей, в особенности интересующихся.
— Представьте, что одну интересующуюся вы уже нашли. Но как вы хотите накормить химией весь мир? Удобрениями?
— Нет. Отказаться от сельского хозяйства как пережитка.
— Без хлеба накормить два миллиарда голодающих? Снова разыгрываете?
— Нет, не разыгрываю. Трудность в том, что мы не можем ставить такой крайней задачи в нашей стране с ее традициями. Для нас полный отказ от сельского хозяйства — нонсенс! Говорить надо прежде всего о странах, где продуктивность сельского хозяйства недостаточна, где земледелие неперспективно.
— Но, может быть, и у нас искусственная пища могла быть резервом на случай недорода?
— Могла бы. Этот вопрос и будем ставить. Диалектически.
И химики на сверкающем под солнцем снегу повели оживленный разговор. Он подробно расспрашивал ее о химической специальности, о характере работы, чем она интересуется…
Глава пятая. СНЕЖНАЯ ГОЛОВКА
А вечером в холле, в удобных мягких креслах, новые знакомые продолжили свой разговор, и не надо думать, что только о химии. У них оказалось очень много общих интересов: и театр, и музыка, и живопись, и спорт… Аэлита слушала пожилого академика и диву давалась, до чего же он жаден к жизни, ко всем ее проявлениям. И невольно сравнивала со своим Юрием Сергеевичем, который ни о чем и слышать не хотел, кроме своей специальности. Мать хлопотала вокруг него, всячески подчеркивая, что делает то, что обязана делать Алла, законная и нерадивая жена. А Юрий поворачивал «для обожания» то один, то другой бок. Он всегда все знал лучше всех. Спорил всегда с презрительным выражением лица. Да мать и не позволяла ему перечить. Он был производственником и делать вещи считал более важным, чем их «выдумывать». Аэлита же грезила о новом, о науке, об исканиях. Правда, в заводской лаборатории не удалось заняться научными исследованиями, как мечталось на студенческой скамье, но все же ее радовало, когда в колбах менялся цвет, когда химическая реакция проходила на глазах, давала желанный результат или не давала, что тоже считалось результатом.
