Елена Вахненко - Сквозь время
Торрей улыбнулся своим мыслям и, словно очнувшись, поднял взгляд на Джемму.
— Что я буду делать? — задумчиво повторил художник. — Это довольно легко, и, между прочим, прекрасно, что я не нарисовал еще и половины. Начатое я могу ис-править в другую картину. Скажем, спящая дама.
Джемма не смогла сдержать улыбки.
— Забавное название. Сеньора Медеску наверняка возмутилась бы, узнав о Ва-шем решении, — женщина помолчала, и тут же продолжила, но совсем другим тоном: — Сеньор Торрей, у Вас, кажется, еще одна заказчица. Она просила передать, что хо-чет, чтобы Вы пришли к ней в среду в пять часов, и тогда вы переговорите обо всем подробнее.
— Да?.. — художник, откинув голову, рассмеялся. — Звучит таинственно. Навер-ное, это очередная старая дева, которая почему-то думает, что мне больше делать нечего, как влюбляться в своих муз.
— Не думаю, чтобы эта была из таких женщин, — задумчиво покачала головой Джема. Торрей в некотором раздражении махнул рукой. Уже давно он хотел выго-вориться, и теперь не мог сдержаться.
— Ох, Джемма, и за что мне это? Когда я только-только стал художником и по-лучил первый значительный заказ, знатная дама, которую я рисовал, весьма туманно намекала на то, что не прочь завязать со мною любовную связь. Я тогда не понял ее. Следующая заказчика привела меня в состояние шока. Она попросила нарисовать ее обнаженной. Я был совсем еще мальчиком, и страшно смутился. Тогда она рассмея-лась мне в лицо и сказала, что я очень красивый юноша. С нею у меня был короткий роман, который чуть было не закончился свадьбой, но я во время опомнился. И так всегда! И главное, попадаются какие-то старухи! И за что мне это?
— Вы очень красивы, сеньор Торрей, — заметила Джемма. Это было правдой. Торрей был высок и статен, темные волосы красивой волной обрамляли его привле-кательное лицо, и одевался он с утонченным вкусом. — К тому же, Вы не относитесь к простолюдинам.
— Классовые предрассудки навсегда останутся тайной для меня, — буркнул Тор-рей и с наигранной суровостью взглянул на Джемму. — Я скажу этой заказчице, как обычно, что я женат и влюблен в свою жену до безумия Если что, ты сыграешь роль этой жены.
— Как скажете, — без воодушевления согласилась Джемма.
…Торрей невольно взглянул на картину, висящую на стене. На фоне голубого неба была изображена смеющаяся девушка с яркими голубыми глазами и прекрас-ными светлыми локонами. Она казалась идеалом грациозности и красоты.
Сравнение оказалось не в пользу хозяйки, стоящей тут же, под картиной. На портрете явно была изображена она, хотя и немного приукрашена. Глаза ее на самом деле были не настолько голубыми, а черты лица — не столь совершенными. Не смот-ря на это, она все же могла называться красивой.
— Я понимаю, о чем вы подумали, — кивнула молодая хозяйка, все это время на-блюдавшая за Торреем с легкой улыбкой грусти. — Так бывает всегда. Я никак не мо-гу найти достойного художника. Они все пытаются сделать женщину на портрете идеальной. А мне всегда хотелось взглянуть, какая же я на самом деле.
Торрей, немного смущенный, в изумлении приподнял брови:
— Разве у вас нет зеркал?
Молодая женщина засмеялась.
— Что вы, конечно, есть! Но зеркала не отображают истины. Они показывают, какая ты в данное мгновение, и только. А вот картина… Это другое дело. Хороший художник умеет показать суть самой красоты или непривлекательности кого-либо одним движением кисти.
— Боюсь, я не могу претендовать на звание хорошего художника, — польщено ответил Торрей. Девушка склонила голову набок и несколько секунд задумчиво рас-сматривала собеседника.
— Я видела пару ваших работ, мне они понравились, — заметила она и поспеши-ла перевести разговор на другую тему. — Давайте знакомиться. Меня зовут Нериной, так и называйте меня. А как мне звать вас? — глаза ее лукаво заблестели. "Вот оно, начинается" — подумал Торрей, но привычного раздражения почему-то не ощутил. Выпрямившись, художник с достоинством ответил:
— Если так, то зовите меня просто Торреем.
…Нерина сидела в кресле, сложив руки на коленях. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, и сама ее поза указывала на задумчивую покорность судьбе. Тяжелые белокурые локоны были собраны в сложную прическу, длинное платье кремового цвета обнажало плечи, а вокруг красивой шеи была в несколько раз закручена длин-ная нитка жемчужных бус.
— Ну, как? — раздалось, нарушая звенящую тишину, прекрасное контральто Не-рины. Торрей, склонившийся над мольбертом, недовольно поднял голову и окинул музу сердитым взглядом. Впрочем, его раздражение относилось скорее к себе само-му. Художник не мог не признать, что Нерина нравится ему. И дело было не во внешности — он писал и более прекрасных женщин. Нет, привлекательность была ни при чем, и это больше всего угнетало Торрея, хотя он не сумел бы и самому себе объяснить такое отношение к своему чувству.
— Прошу не разговаривать, — пробурчал он, снова начиная рисовать. Нерина ме-лодично рассмеялась.
— Что вы, Торрей, как раз наоборот. Вы должны рисовать, слушая меня, чтобы я получилась такою, какая я и есть на самом деле, — и, не дожидаясь его реакции, она продолжила: — Скажите, Торрей, зачем вы стали художником? Ведь вы знатны и бо-гаты!
Торрей вздохнул. Именно так начинались все его попытки быть просто слу-гой искусства.
— Мне нравится, — как можно равнодушнее ответил он. Нерина, не поворачивая головы и продолжая смотреть в одну точку, лукаво спросила:
— У вас есть супруга?
— Есть, ее зовут Джеммой. Прекрасная женщина! Я очень люблю ее, — в раздра-жении сказал он и сердито добавил: — Я приступаю к изображению рта… Нерина… — он с трудом заставил себя выговорить ее имя. — Прошу вас пока не разговаривать.
…Виола следила за подругой из-под полуопущенных ресниц. Она была высо-кой статной блондинкой с почти совершенной фигурой и идеальным вкусом.
— Скажи, Нерина, тебе действительно так понравился он? — спросила она, стара-ясь не выдавать невольной зависти. Листия, темноволосая и темноглазая молодая женщина в фиолетовом бархатном платье, бросила на Виолу подозрительный взгляд. Она хорошо знала подругу и предчувствовала, что та начинает свою оче-редную игру.
— Да, — призналась Нерина, отвечая на вопрос Виолы.
— Не советовала бы тебе кокетничать с ним. У вас ничего не получится. Он не такой человек, — стараясь придать своему лицу равнодушие, что хорошо ей удалось, словно невзначай проронила Виола.
— Я лично так не думаю, — раздался голос Листии. Виолы гневно сверкнула гла-зами. Когда, наконец, эта Листия перестанет бесконечно вмешиваться в чужие дела? Изобразив на лице ледяную улыбку, Виола холодно ответила:
