Аристарх Нилин - Ловцы душ
— Что случилось?
— Не знаю, показалось или нет, словно тень мелькнула.
— Может быть, зверь какой пробежал?
— Скорее всего, не инопланетянин же…
И в тот момент, когда Михаил наклонился, чтобы поднять палку, а Сысоева сделала то же самое, чтобы помочь ему, прямо над их головами что-то просвистело, или им так показалось. Но вслед за этим, послышался звук разрывающейся на части древесины дерева, которое стояло метров десять от них. Щепки полетели во все стороны, а ствол переломился пополам. Раздался треск ломающихся веток соседних деревьев, и ствол с грохотом упал неподалеку от них. Не сговариваясь, они упали на землю и прижались к траве. Сразу же вслед за этим последовал новый выстрел. Теперь они уже точно знали, что кто-то в них стреляет. Чуть слышное жужжание, и выстрел вновь угодил в ствол дерева. На этот раз удар пришелся в соседнее дерево, которое вслед за первым начало падать, но уже прямо на них. Их спасло то, что ствол зацепился и сломал сначала один, потом второй сук огромной ели, и на третьем все же застрял примерно в трех метрах от земли. Если бы этого не произошло, он упал бы прямо на них.
— В нас стреляю, — тихо произнесла она.
— Да, только я не пойму из чего.
Снова что-то пронеслось в воздухе, но на этот раз выстрел попал в дерево, стоящее далеко поодаль.
— А что если это… — одновременно произнесли Михаил и Лена, и вслед за этим услышали, как очередное дерево со скрипом стало падать в их сторону.
— Какого черта вы стреляете? — вдруг со всей силы закричала Сысоева, — только привлечете к себе внимание. Вас и так ищут норфонианцы, которые прилетели на нашу планету, а мы тут ни при чем.
Наступила тишина. Они лежали, прижавшись к траве, ожидая новых выстрелов, и даже не заметили, как к ним кто-то подошел, и механическим голосом, который видимо транслировал речь говорившего, произнес:
— Откуда вам известно о норфонианцах?
Они повернулись в сторону говорившего и замерли. Прямо перед ними стоял одноглазый инопланетянин, точнее, инопланетянка, которая держала что-то в руках, вероятно оружие, направленное в их сторону.
— Повторяю вопрос, откуда вам известно о норфонианцах?
— Так вы и есть та четвертая, которую все разыскивают, и из-за которой мы чуть не погибли? — стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Михаил.
— Кто вы, и что вам обо мне известно? — произнес механический голос, и хотя он не мог передать интонацию голоса, было ясно, что она явно не в духе.
— Мы жители этой планеты. Летели на самолете, который потерпел аварию. А о вас знаем потому, что…
— Говорите, живо…
— Потому что как раз те, кто летел в самолете, это была бригада по вашему поиску. Трое ваших друзей погибли, корабль норфонианцы забрали, а нас попросили заняться вашим поиском на Земле, — вступила в разговор Сысоева, хотя по голосу чувствовалось, что она еще не пришла в себя от шока, по поводу внешности инопланетянки.
— Вы уверены, что они погибли?
— Уверены, — мрачно произнес Михаил, — я сам видел, как их тела доставали из корабля. У одного был разбит лицевой шлем, и все лицо обгорело. Страшно смотреть было.
Они увидели, как неожиданно сникла инопланетянка, и опустила оружие, которое все это время держала наведенным на них.
Она возвышалась над ними, и с земли, казалась очень высокой. Судя по её одежде, которое местами было покрыто черными пятнами, ей пришлось спасаться от пожара в корабле, но каким-то чудом избежать гибели и добраться до спасательного челнока. Внешний вид её был столь шокирующим, что привыкнуть к этому было трудно, однако Михаил знал, что так выглядят все жители Норфона, и поэтому снова обратился к ней:
— А все из-за тех цилиндров, что вы похитили. Те, что вложили деньги, всех на уши подняли, в том смысле, что всю полицию и спецслужбы Норфона и сумели до Земли добраться. Того гляди и нам достанется.
— А вам-то за что?
— Так ведь корабль ваш подбили, цилиндры все открылись, души, точнее, энергетические субстанции разлетелись неизвестно куда. Так что ничего хорошего ждать не приходится. Всегда кто-то виноват, так сказать, крайний отвечает за всех.
— Выходит, чтобы крайними не оказаться, вы меня и разыскиваете?
— Не совсем так, но что-то в этом роде. Интересно. А что прикажете делать, когда на орбите три корабля норфониан, которые обладают такой мощью, которая на Земле и не снилась.
— Я им живым не дамся.
— Понятное дело, пулю себе пустить, дело не хитрое, — произнесла Сысоева, понимая, что необходима её психологическая помощь в сложившейся ситуации.
— А вы пробовали? Думаете, это легко, — мрачно, судя по выражению лица, произнесла норфонианка.
— Думаю, что нет. Однако суицид, вовсе не говорит, о силе и воле человека, как об этом заявляют некоторые специалисты. Это скорее слабость, признак боязни принять ответственность за содеянное, и осмыслить собственную жизнь с позиций, когда её можно изменить.
— Изменить?
— Представьте себе, изменить. Наказание за преступление, не есть акт жестокости, а лишь возмещение обществу за понесенные им потери. Человек, как единица общества, а, следовательно, лицо, нанесшее ему вред, в какой бы форме это не было сделано, убийство, ограбление, насилие, несет ответственность перед обществом, и оно выносит ему наказание, в виде лишения свободы. Это дает возможность осмыслить свою жизнь, свои поступки и начать жизнь по-новому.
— Чушь.
— Напрасно. Проведя срок в заключение, часть людей понимают, и раскаиваются в содеянном, и становятся полноценными членами общества.
— Не знаю, может это у вас на планете такой порядок, а на Норфоне иной.
— Иной! Простите, а что может быть альтернативой?
— На Норфоне, мне просто сотрут память, запишут в мозги всякую мутьню, сделают пластику на лице и выпишут на волю.
— Так это замечательно. Вам не надо будет сидеть в заточении, и терять годы на осмысление своих поступков в прошлом.
— Вы что, не поняли? Мне сотрут память. Я стану совсем другим человеком. Понимаете, вы или нет? — последние слова, она явно выкрикнула, судя по мимике лица, — меня больше не будет. Я забуду все, что знала, помнила, чем жила и кого любила. Страдания, любовь, переживания, это все мое, понимаете, мое. И все это, у меня отнимут. Я стану просто оболочкой совершенно другого человека.
— В каждом обществе свои нравы и порядки. У нас во многих странах, за многие преступления, просто лишают жизни.
— Это одно и то же.
— С философской точки зрения, вы правы, а с биологической нет.
— Чего?
— Это я как специалист говорю.
— Ясно. Выходит, у вас не слаще чем у нас?
— В этом плане, да.
— Значит выход один. Не даться им живым.