Роберт Шекли - Майрикс
— Я понимаю их тревогу, — говорил Аарон. — Но ничем не могу им помочь.
— Вы могли бы выйти на космосвязь и как-нибудь успокоить членов Совета, настаивал самиец. — Это же вас не убьет, правда?
— Не знаю, — отвечал Аарон. — Я в этом не уверен. Самиец начал подозревать, что с Аароном творится что-то неладное. Возможно, он решил, что неладное здесь творится с каждым и даже с ним. Фактически он и сам понемногу начал сомневаться в своем благоразумии.
Это же чувство тревоги прокатилось по всем ассоциациям и правительственным центрам. Гуманоиды задавали вопросы о Чужеземном Городе. И им никто ничего не мог ответить. Мэтью вышел на космосвязь и передал решение Совета. Они собирались прилететь сюда сами, поскольку Аарон не оправдал их надежд.
— И что вы обо всем этом думаете? — спросил самиец.
— Наверное, так даже лучше, — ответил Аарон. — Нам предстоят большие дела. Ведь в некотором смысле прежние обитатели Города до сих пор живы.
— Разве это возможно? — спросил самиец.
— Конечно, возможно. Неужели вы этого еще не поняли?
— Боюсь, что нет, — ответил Октано. — Хотя мы, самийцы, вдвое моложе землемов и менее чувствительны, чем все остальные космические расы.
* * *Интересно, что гуманоиды других рас действительно слетались в город чужаков, как мотыльки на пламя. Их прилетало на Майрикс все больше и больше. Колония около развалин разрослась на несколько квадратных миль, и каждый вид обосновался в ней согласно своему жизненному укладу. Многим тут приходилось несладко: локрианам не хватало в атмосфере неона; у цефалонов возникали проблемы с водой; и вообще Майрикс больше подходил для существ, привыкших к небольшой гравитации и кислороду. Но остальные расы не сдавались и придумывали различные приспособления. Весь водный мир был отдан цефалонам. Летуны-кротониты устроили себе гнездовья с естественной для них средой обитания. Они строили герметичные купола и увеличивали там плотность атмосферы, снижая тем самым нагрузку на крылья. Но они мало что могли сделать с гравитацией. Несмотря на все эти трудности, гуманоиды привыкали к планете и осваивались с ее непростым характером. Как бы там ни было, она являлась почти универсальной для всех видов, и только самийцы пока оставались в стороне.
Такое положение дел тревожило Октано. На всякий случай он решил проинформировать свой народ, что Майрикс несет в себе какую-то опасность.
— Алло? Гвинфар?
Нейтронная связь была почти мгновенной, и только любитель каламбуров мог бы утверждать, что она не прямая. Через секунду Октано услышал голос, который мог принадлежать только вождю их клана.
— Что-то случилось? — спросил Гвинфар.
— Этот мир тревожит меня, — сказал Октано. — Но ни одна из других рас, очевидно, не находит его подозрительным. Если некоторые землемы поначалу интересовались мною, то теперь им нет до меня никакого дела.
— По каким причинам?
— Я подозреваю, что они разрабатывают некий вид иллюзорной системы. Или, может быть, на них так действует Майрикс.
— Что еще за иллюзорная система?
— Здесь много аспектов, но я попробую объяснить. Например, им кажется, что мы, самийцы, скрываем какой-то очень глубокий секрет.
— Ага! Если бы он только у нас был!
— Вот и я так думаю. Но они не понимают, что мы действительно так просты, как выглядим.
— Возможно, это соответствует тому, что они называют «параноидальным мышлением»?
— Мне очень жаль, но, кажется, так оно и есть, — ответил Октано.
* * *Тем временем в системе Миниэры шла напряженная работа всех правительственных структур. Входя в зал заседаний Совета, Мэтью даже не пытался скрыть своей тревоги. Она не покидала его с тех самых пор, как самиец послал ему по космосвязи просьбу о содействии.
— Вероятно, его сообщение исказили при дешифровке, — сказал де Флер. — С какой стати самийцу просить встречи с нами?
— Нет, канал дешифровки заслуживает полного доверия, — ответил Мэтью. — Он имеет наши опознавательные знаки.
— Самиец настаивает на секретности, — продолжал де Флер. — Это мне не нравится. Мы как бы становимся его соучастниками, понимаете?
— Тем не менее нам надо узнать, что у него на уме. Вы не хуже меня понимаете, что на Майриксе назревают серьезные события. Если Октано может дать какую-то информацию, мы должны воспользоваться его услугами.
Встреча состоялась на Хестре — луне второй гуманоидной планеты. Поскольку атмосферы здесь не было, в одном из кратеров на солнечной стороне луны соорудили купол. Неподалеку от него находился автоматический парк аттракционов. Такие станции для развлечений обычно устанавливались рядом с малонаселенными планетами, которые не могли обеспечивать содержание живого персонала. Впрочем, для тех немногих людей, которые иногда прилетали отдохнуть на Хестру, этих механических увеселений вполне хватало.
У самого входа располагалась качающаяся площадка с нулевой гравитацией. Небольшой пульт позволял программировать ее замысловатые повороты и вращения. Рядом застыли неподвижные механизмы других аттракционов — воплощение той озабоченности, которую люди питали относительно своих проприоцептивных центров. Пищевой ларек казался отключенным. Но когда де Флер проходил мимо него, сенсорные датчики уловили приближение человека и запустили световую рекламу. Она засияла неоновыми лампами — старомодным символом процветающих цивилизаций. Тут же заиграла музыка, которая транслировалась прямо в их шлемы. А затем раздался механический голос рекламного автомата:
— Остановитесь, леди и джентльмены! Остановитесь и сделайте свой выбор! Приколите хвост межзвездному шатуну! Одержите верх в споре с печальным и старым саблезубым тигром! Пролетите сквозь черную дыру и солнечные протуберанцы! Только такие отчаянные храбрецы, как вы, могут осушить залпом смертельный напиток за нулевое время! Не упустите свой шанс и порадуйтесь чувству восторга, которое даст вам величайшее преступление века! Не надо нервничать, господа! Спокойно, милые юноши и девушки! Вам надо как следует повеселиться и порадоваться жизни! А это можно сделать только у нас!
— Что-то мне здесь не нравится, — сказал де Флер. — Неужели эти штуки всегда включаются так неожиданно?
— Боюсь, что да, — ответил Мэтью. — Я имею в виду современные образцы.
— Почему же они так популярны?
— Мода, как и общественное мнение, абсолютно непредсказуема. Это доказано историей. Во всяком случае, мне так говорили на курсе психологии. Университетские мужи утверждают, что вкус к плохому просто необходим для развития общества, так как он выражает наш подсознательный протест против всего хорошего и благопристойного. Одним словом, человечество нуждается в таких неряшливых местах. Кроме того, существует теория, будто ничто человеческое не является безобразным.
