Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06
— А то я сам не знаю! — сердито ответил он.
Это было бесславное отступление. Последние метры мы бежали. Я старался следовать за капитаном, а удары так и сыпались нам на спины.
— Взлетаем! — крикнул я старшине.
Он обрубил канаты и включил суспензорное поле, мгновенно поднявшее корабль над площадкой.
— Неблагодарные свиньи! — Капитан, красный от гнева, со злостью сплюнул вниз. — Дикие варвары! Носятся со своей ряженой богиней!
— Это древняя культура и древняя религия, сэр. Она старше любой из человеческих традиций. Картезиане поклонялись Кешре, еще когда на Земле жили неандертальцы.
— Я знаю, знаю.
— Видимо, вы в чем-то ошиблись с этим Ожерельем.
Он раздраженно махнул рукой.
— Ну да, мы заменили четыре камня. Что еще мы могли сделать? Я оторопел:
— Это не просто камни! Это тела умерших богинь, трансформированные в бриллианты. Они связывают живую Богиню со всеми ее предками, включая изначальную Кешру.
— Вы верите в эту чушь, Паладьер?
— Дело не в том, во что я верю. Главное — во что верят туземцы.
— Бриллиант — это бриллиант. Углеродная решетка. Невозможно закодировать в ней информацию о живом организме.
— Тем не менее Богиня и ее служители распознали подделку.
Он сердито мотнул головой.
— Знаете, сколько денег, времени и сил потратил Флот, чтобы восстановить эту дурацкую побрякушку?
— Ваша ложь, сэр, может стоить Флоту всего Картезиса. И не только Флоту, но и колонистам.
Солнце опускалось за горизонт, и в Лавинном Проходе быстро сгущались сумерки. Вершины Монт-Мартин и Монт-Арсин окрасились алым светом, словно два окровавленных бычьих рога. На юго-востоке показались первые звезды.
Порыв ветра отнес нас в сторону от террасы. Монахи и пилигримы все еще неистовствовали. Некоторые бросали в корабль камни, и те падали на палубу с громким стуком.
— Выше! — закричал старшина, поднимая руки вверх.
Ледяной ветер закрутил нас и ударил вскользь о гранитный козырек. Вниз посыпались камни. Педальеры работали изо всех сил, чтобы стабилизировать корабль. В небе над нами появились звезды, очертания монастыря ушли в тень. Тьма стремительно захватывала Лавинный Проход. Капитан приказал зажечь фонари на корме и на носу корабля, а также на всех мачтах.
Из монастыря вдруг долетел горестный многоголосый вой. Педальеры замерли. Старшина поднял голову, прислушиваясь.
— Что это, черт возьми? — спросил капитан.
Я пожал плечами:
— Не знаю.
Голоса становились все громче, отражаясь от стен Прохода, они эхом вторили сами себе. Внезапно я вспомнил.
— В мемуарах первых колонистов было описано… Это Плач Монастыря… Он извещает о смерти…
— О чьей смерти? Вы хотите сказать, что это старое чучело… Что случилось?
— Боюсь, что Кешра не пережила этот день.
Капитан хмыкнул.
— Ну, она с самого начала выглядела скорее мертвой, чем живой. Но это не повод для наших возчиков бросать свою работу. Скажите старшине, чтобы он заставил их взяться за дело, иначе мы вот-вот перевернемся.
— Их Богиня умерла, и они скорбят…
— Мы тоже умрем, если они не будут шевелить ногами!
Старшина, приподнявшись на своем сиденье, распустил узел на затылке. Длинные черные пряди волос упали ему на грудь.
— Сделайте же что-нибудь! — кричал капитан. — Приведите их в чувство!
Краем глаза я заметил, что педальеры выбрались из своих гнезд и карабкаются на борт корабля. Обычные картезиане — они были не выше метра ростом, но двигались очень проворно. То, что сейчас любое неосторожное движение могло перевернуть корабль, их не волновало. Они обезумели от горя.
Лодка потеряла управление, ее закружили воздушные потоки, и мне пришлось ухватиться за рейлинг обеими руками. В глазах потемнело. Под нами было почти восемь тысяч метров. Потом я увидел, как кормовой фонарь царапнул каменную стену. Мы прошли так близко, что казалось: еще мгновение — и врежемся.
— Стреляйте в воздух! — закричал капитан.
— Я безоружен! — ответил я.
Стена снова приблизилась. Вымпелы обвисли тяжелыми складками, нисходящий ветер тащил нас в бездну. Фонарь погас, и меня окружила кромешная тьма. Я все еще цеплялся за рейлинг.
— Сделайте же что-нибудь! — кричал капитан.
— Что сделать?
— Врежьте кому-нибудь из этих парней! Может, они опомнятся?
Команда собралась на палубе. Их лица странно изменились. Первые поселенцы называли это Взглядом. Загадочный термин, но теперь я наконец понял, что он означает. Мигательные перепонки поднялись, и я впервые увидел настоящие глаза картезиан — холодные и темные, как ониксы. Такие глаза бывают у хищных птиц — сосредоточенные и не выражающие никаких эмоций. Картезиане больше не были миролюбивыми и самоуглубленными существами. Теперь передо мной стояли хищники, готовые к нападению.
Они помедлили еще секунду, а потом набросились на меня. Кто-то ударил меня в грудь так сильно, что дыхание пресеклось, и от страшной боли я потерял сознание.
* * *— Вы не должны упрекать себя, месье Паладьер. — Она взяла с низкого резного столика тонкую до прозрачности фарфоровую чашку и одним глотком допила шоколад. — О, он совсем остыл. Я сейчас сварю еще… Так вот, — продолжала она, — капитан Вильберфорт заверил меня, что вы сражались, как берсерк. Что вы набросились на картезиан с голыми руками и прикрывали ему спину, пока он управлял кораблем во время спуска в долину. Он говорит, что до сих пор командовал лишь космическими крейсерами, но общие принципы оказались применимы и в этом случае.
— Я смутно помню, что у нас была жесткая посадка, — выговорил я, весь красный от смущения.
— Да, корабль превратился в развалины, но все, кто был на нем, уцелели.
— И картезиане?
— Да, все обошлось.
Она понесла чашки на кухню. Я взглянул на висевший на стене портрет Александра Галопена, и сенсоры тут же отреагировали: портрет вперил в меня суровый испытующий взгляд и поднял руку в приветствии. Старик Галопен построил на орбите первую солнечную станцию, которая обеспечивала энергией корабли, ходившие по Соляному Пути. Он сделал много хорошего для Аркахона и других городов на побережье Мелкого моря, а для его дочери все это стало основой политического капитала.
Память о нем хранил не только портрет в золотой раме. Стены в гостиной были по его вкусу обшиты деревянными панелями; он украсил их алыми и синими панцирями омаров из Плоского моря; ему принадлежали резная мебель и низкие шкафы вдоль стен; он выбрал для пола перламутровые плитки, оплетенные золотой сеткой.
