Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06
— Послушайте, Паральер!
— Паладьер, сэр!
Он кивнул, вытер слезы с глаз, покрасневших от ветра, и указал на скальную стену:
— Нападавшие спустились в монастырь вот здесь?
— Нападавшие? Это не было обычным нападением.
Он махнул рукой, отметая мои возражения как несущественные, и, вытянув шею, осторожно посмотрел вниз, в Лавинный Проход — узкое ущелье между горами Монт-Матин и Монт-Арсин.
— Их барка двигалась против восходящего теплого потока. Хорошая работа.
— Можно и так сказать, сэр. Я вижу это по-другому. До рассвета монастырь закрыт для кораблей. Они спустились ночью, когда их никто не ждал, и растворили снотворное в цистерне с водой. Дальнейшее просто. Монастырь захватили за несколько минут.
— С военной точки зрения, идеальная операция. — Он самодовольно улыбнулся. — Вот увидите, это был кто-то из флотских.
— Они убили пятерых монахов, вошли в святилище Богини и похитили Ожерелье, — продолжил я.
Он снова отмахнулся.
— Я читал протоколы. Виновники, безусловно, должны предстать перед судом. Нужно создать прецедент. Мы не можем потерять Картезис. Он единственный обитаемый мир в этом рукаве Ориона. От ближайшей колонии его отделяют пятьдесят световых лет.
— Я знаю, сэр. Я лингвист, а не астроном, но помню эти факты со школьной скамьи.
Он кивнул.
— Эта база важна для Флота. Без нее нам не обойтись.
— И кроме того, здесь живут почти два миллиона человек, — сказал я задумчиво.
— Совершенно верно. Мы не сможем эвакуировать население.
Его слова звучали в ледяном воздухе похоронным звоном.
— Поэтому мы и летим в монастырь, чтобы вернуть Ожерелье.
Он хмыкнул скептически.
— О да! Проклятая штука дорого стоила Флоту. Придется отказаться от постройки одного корабля. Каким идиотам понадобилось ее красть? Ясно же, что культурные ценности такого масштаба спрятать невозможно: рано или поздно они всплывают.
— Культурные ценности? Нет, Ожерелье — это нечто большее. Камни в нем — тела восьмидесяти трех умерших Богинь. За ними традиция в сто тысяч лет.
— Ну да, я знаю. Но стараюсь не высказываться по религиозным вопросам. Они вне компетенции Флота. Это наша традиция. Может быть, не такая старая, но зато повсеместная.
Он замолчал и приник к кислородной маске. Мы были уже на двенадцати тысячах метров над уровнем моря, и давление составляло всего треть от нормального. Восход солнца мы встретили над Аркахоном. Город окутывал густой утренний туман, со стороны заливов Мелкого моря раздавались гудки и сирены кораблей. Старшина педальеров вел барку вертикально вверх по Лавинному Проходу. Когда мы поднялись над туманом, все залил солнечный свет. На лаковой синеве неба отчетливо вырисовывались Монт-Матин и Монт-Арсин — два самых высоких пика в Западной цепи гор, изогнувшейся вдоль берега Мелкого моря. Наши предки, любившие старинные названия, окрестили ее Хомутом. Горы казались двумя островами, поднявшимися из молочно-белого тумана. Некоторое время компанию нам составлял конвой из шести тяжелогруженых солевозов, но вскоре корабли один за другим нырнули в туман и пропали из вида.
Наш парус набрал влаги, и тысячи капель обрушились на палубу, когда старшина велел развернуть его. Мы двигались вдоль скальной стенки, пока старшина не поймал восходящее течение, вознесшее нас прямо к монастырю. Солнце перевалило за полдень. Без балдахина солнечные лучи давно ослепили бы нас. Казалось невероятным, что этот сверкающий шар — то же самое солнце, которое мы видели утром сквозь пелену тумана, в плотной влажной атмосфере предгорий.
Из белой мглы под нами показалось промысловое судно, тяжелое и неповоротливое, как грузовой самолет. Оно раскачивалось, переваливаясь с боку на бок, его суспензорные поля отливали синевой. Возможно, его повредили клешни гигантских ракообразных на Плоском море — поворотной точке Соляного Пути, по другую сторону от Хомута, и теперь оно спешило на починку в доки Бреста или Ля-Рошели. Вот суспензорное поле задело край ледника и выбило искры сверкающего льда. Маленькая лавина скатилась вниз, в Проход, с шорохом и звоном.
Я снова поправил шарф и перчатки и пожалел, что утром решил обойтись без завтрака. Тогда мысль о предстоящем подъеме отбила аппетит, но сейчас желудок тоскливо ныл.
Ветер постепенно стихал, и монастырь заметно приблизился. Даже отсюда он казался чудовищно древним. До нас долетал сладковатый запах гнили. Пилигримы толпились у ворот. Их путь сюда занимал тридцать дней. Они шли от Мелкого моря по узким горным тропам и снежным мостам, мимо ледяных рек и провалов, ведя за собой вьючных животных. На их дороге то и дело попадались каменные пирамидки, скрывавшие под собой кости тех, кому так и не суждено было добраться до цели. За тысячи лет их накопилось немало.
Толпа у ворот была неспокойна. Пилигримы ожидали здесь часами на холодном ветру, но благоговение перед святыней удерживало от проявлений недовольства. Внезапно ворота открылись, монахи в светлых одеждах вышли и встали в ряд на краю посадочной террасы. Это был знак, что мы можем наконец-то причалить.
Старшина соскочил со своего трона и подбежал к рейлингу. Его длинные черные волосы были скручены узлом на затылке — знак почитания Богини. Старшина что-то прокричал монахам (я не разобрал слов), а затем вернулся на свое место и принялся отдавать команды. Педальеры налегли на педали, и турбины загудели. Старшина постепенно снижал напряженность суспензорного поля, опуская корабль на террасу. Зелено-золотые вымпелы в последний раз взлетели в небо и поникли на флагштоках. Двое педальеров ослабили ремни, выпрыгнули из своих корзин и стали заводить корабль на посадочное поле. С тихим шорохом он коснулся земли, и суспензоры отключились.
Монахи оставались неподвижны, не проявляя ни любопытства, ни враждебности. Их лица — частью старые и изборожденные морщинами, частью совсем юные — были одинаково бесстрастны. Даже глаза, странно белесые, словно затянутые тонкой пленкой, не меняли выражения.
Мы осторожно спустились на террасу — на гладких камнях, отполированных за тысячи лет босыми ногами пилигримов, было легко поскользнуться. Педальеры и старшина пали ниц, коснулись камней лбами. Капитан нес тяжелый стальной чемодан-сейф. Он не стал включать суспензоры, словно вес чемодана символизировал груз вины, которую он брал на себя. Однако я сомневался, что этот символ будет понятен монахам. Один из послушников с бесстрастным лицом рассыпал у нас под ногами цветы. Я удивился: откуда они взялись здесь, в пяти тысячах метрах над границей вечных снегов? Их не могли принести пилигримы — цветы выглядели совсем свежими, только что сорванными. Возможно, их доставили на корабле. Капитан улыбался, полагая, что этот жест почтения адресован ему и Флоту. На самом деле монахи приветствовали возвращение тела Богини.
