Виталий Забирко - Теплый снег
Но когда он уже подходил к гостинице, из переулка ему навстречу вышел прохожий. Был он необычно тучным, горбатым, шёл быстро, но как-то странно, боком, прижимая к груди левую руку. И только подойдя ближе, Косташен понял, почему прохожий казался таким огромным и горбатым. На нём была широкая лохматая доха, и шёл он нахохлившись, будто ему было холодно. Левая рука была раза в два толще правой, и вначале Косташену показалось, что он что-то несёт. Но вблизи он увидел, что рука просто обмотана бинтами. Лицо у прохожего было пунцовым, а изо рта вырывался пар. Когда он прошёл мимо, даже не взглянув, Косташена обдало жаром.
Одам непроизвольно отпрянул. Иновариант! Он испуганно оглянулся вслед прохожему и почувствовал, как страх холодной пятернёй сдавил горло. Такими мы будем…
Остаток пути до гостиницы Косташен почти пробежал. За время ночных бдений с включённым информатором он многое узнал из того, от чего, как ему казалось, был навсегда отгорожен миром крелофонических абстракций. И был потрясён тем, что если в своём привычном мире абстракций он был творцом, где всё зависело от его желаний и менялось по его прихоти, то здесь, в реальном мире, он оказался никем и ничем — букашкой, чьим мнением никто не интересовался, и которая ничего здесь сделать не могла. Кроме как подчиняться законам мироздания. Так он узнал, что продолжительность существования Чёрных Коконов не установлена; по некоторым гипотезам, они появляются и исчезают от пульсации к пульсации, а по некоторым — могут существовать чуть ли не вечность. Он узнал, что акватрансформация, проводимая с использованием статусграмм Комитета статуса человека, хотя и обеспечивает полную гарантию жизни и рассудка, является процедурой весьма болезненной с массой патологических последствий. Особенно это сказывается на конечностях — пальцах рук и ног. Он узнал, наконец, что Комитет статуса человека занимается вовсе не охраной человеческого здоровья, как он думал до сих пор, а сохранением и стабилизацией вида homo sapiens, исключая и исправляя мутации человеческого организма, связанные с выходом человека в Пространство. Он узнал, что Комитет был создан ещё в начале освоения Пространства, когда возвращение человека на Землю, после долгого пребывания в космосе, приводило к генетическим, зачастую уродливым мутациям. Он узнал, что иноварианты (мутанты, потомки тех людей, которые не смогли вернуться на Землю, и вынуждены были остаться в Пространстве ещё до возникновения Комитета статуса человека) существуют и до сих пор. К сожалению, больше он узнать не смог — подробная информация об иновариантах выдавалась только с разрешения Комитета. Но и этих сведений было достаточно, чтобы воспалённое воображение нарисовало ту безграничную пропасть, в которую он может быть ввергнут здесь, на Снежане.
Пропасть, отделяющую его от человечества навсегда.
Косташен даже не обратил внимания на сильную жару и духоту, встретившие его в холле гостиницы. Ему и на самом деле казалось, что он вошёл с мороза в тёплое помещение. Поднявшись на свой этаж, он распахнул дверь номера и застыл от неожиданности.
Его ждали. В креслах посреди комнаты сидели три человека в серых комбинезонах. При его появлении они встали. В одинаковой одежде они казались безликими, хотя Косташен машинально и с каким-то удивлением отметил, что все трое молоды, и двое из них женщины. По его мнению, безликость не могла быть молодой и, тем более, характеризовать женщину.
— Ода… — проговорила одна из женщин, и Косташен с изумлением узнал Бритту. Комбинезон странно преобразил её, сделал чужой, незнакомой, снежанской. Будто она всю свою жизнь прожила здесь.
Одам перевёл взгляд на остальных. Их он не знал.
— Здравствуйте, Косташен, — сказал парень. Девушка кивнула. Взгляд у обоих был открытый и дружелюбный.
Косташен не ответил. Он нервно прошёлся по комнате, искоса бросил взгляд на непрошеных гостей, затем на всё ещё открытую дверь.
— Чем обязан? — раздражённо спросил он.
Парень с девушкой обескураженно переглянулись.
— Ода… — попыталась было смягчить резкость Косташена Бритта.
— Чем обязан?! — повысив голос, оборвал её Косташен.
— Мы пришли, чтобы помочь вам разобраться в положении, сложившемся сейчас на Снежане, — просто сказал парень.
— Да? — жёлчно заметил Косташен. — Это через неделю после того, как мы оказались в Чёрном Коконе? Долго же вы собирались!
Парень покраснел, но взгляда не отвёл.
— Здесь мы виноваты, — прямо сказал он. — В суматохе просто как-то выпустили из виду… Но сейчас мы готовы ответить на все ваши вопросы.
— На все?! Тогда ответьте мне, когда я смогу, наконец, вернуться на Землю!
Парень смотрел ему прямо в глаза, и было видно, что в его взгляде начинает закипать что-то холодное и жёсткое.
— Боюсь, что никогда.
Никогда. Косташен сцепил зубы. Вот и сказано это слово. Он отвернулся и подошёл к разблокированной оконной стене. В густых сумерках городок казался чужим, безлюдным и равнодушным. Он содрогнулся. Видеть его не хотелось.
— Давайте сядем, — предложил парень.
Косташен заблокировал окно и повернулся.
— Я уже сам во всём разобрался. Чем ещё обязан?
Парень с девушкой вновь недоумённо переглянулись. Она успокаивающе положила руку ему на плечо. Бритта беспомощно посмотрела на них, затем на Косташена.
— Ода, — сказала она. — Нас переселяют из гостиницы. Её сейчас начали готовить для…
— …иновариантов! — закончил за неё Косташен.
Бритта удивлённо вскинула брови. Она не поняла. Зато те, двое, поняли. Лица у них стали чужими и холодными. Щека у парня дёрнулась, будто его ударили.
— Не за этим они пришли! — крикнул Одам Бритте. — Они хотят, чтобы мы тоже стали иновариантами! А молодые люди знают, что их действия противоречат закону?
— Какому закону? — тихо спросил парень. Он пристально рассматривал Косташена. Видно было, что разговор ему не нравится, и не такого разговора он ожидал.
— Не делайте из меня дурака! — взорвался Косташен. — Вы что, думаете, я не знаю, зачем существует Комитет статуса человека? И что эта ваша акватрансформация является преступлением против этого статуса?
— Каким преступлением? — ещё тише спросил парень. Он по-прежнему не отводил пристального взгляда от Косташена.
— Против человечества! Вам, вижу, режут слух столь высокопарные фразы?!
— Ода! — с болью в голосе проговорила Бритта. — Как ты можешь! Это же делается ради детей!
— Ради детей?! Но почему ради столь возвышенной цели я должен становиться калекой? А эти руки… — Он посмотрел на свои тонкие, выхоленные руки крелофониста. — Кто мне даст гарантию, что эти руки, не мои руки, а достояние всего человечества, руки, которыми восхищается мир, останутся в целости и сохранности?
