Олег Овчинников - Семь грехов радуги
Что я забыл? Ах да, просили же, чтобы что-нибудь мигало, двигалось, ползло…
Таракана им, что ли, пририсовать? Пусть ползет по белой дверце, хитро подмигивая. Так ведь не поймут!
Пишу незамысловатый скриптик на двенадцать строчек. Теперь раз в пять секунд по холодильному шнуру пробегает помаргивающая голубенькая искорка. Типа электрический ток. Удобно: и мигает, и ползет, и вполне вписывается в смету.
Что там еще? Песен хочете? Музыки и цветов? Сделаем! Желание клиента для нас — неиссякаемый источник головной боли.
Которой, как известно, приятно поделиться с ближним.
— Але! Лизавета, ты? Это Александр, циничный муж. А моя еще… Ясно. А кто в студии? Кислит, по обыкновению? Я говорю, десятку ведет? То, что надо… Слушай, передай ему от меня заказ. Очень нужно.
Диктую. Встречаю активное недопонимание.
— Серьезно, вполне. Нет, правда надо. А побыстрее никак? Да, жизни и смерти. Счастливой жизни или мучительной смерти. Тебе выбирать. Да, конечно, все, что хочешь. Заметано, птичье молоко, как только доберусь до вас. Так передашь? Бот спасибочки! Жизнь спасла…
И довольная собой трубка, как Бен Ричардсон, отказавшийся расстреливать с вертолета мирную демонстрацию, возвращается на базу.
Уффф… Однако, когда очень нужно, приходится быть разговорчивым.
С пульта завожу магнитолу. Выход сразу на комп.
В эфире Антон Коромыслов. Многие думают, что он сознательно искажает свой голос, подстраивается, так сказать, под сценический образ. Чепуха! Слышал я его в нормальной жизни, такой же гундосый, шепелявый и взвизгивающий. Если верить анекдотам, раньше таких на радио не принимали. Из юдофобских соображений.
— И, наконеф, на пеувом мефте нафей «кифлой де-фятки»… — бодро гундосит Антон на фоне затихающей, вызывающей оскомину мелодии. Затем в студии на несколько секунд повисает тишина. Это Лиза, Маришкина подруга, подсовывает ведущему мой заказ, а тот пытается на пальцах доказать, что у нее не все дома. Да что не все — буквально никого дома нет!
Побеждает мягкая настойчивость, подкрепленная предвкушением обещанного торта.
— Фшпомним о вещном, — с некоторым трагизмом в голосе продолжает Коромыслов. — Пофлуфаем шшш… хит, под который колбафились нафы пращуры и мощили кифляки те, кому колбафы не дофталось. Мувыка Римфкого-Корфиканфкого, ария деда-отморофка.
— Погодите, погодите, — бормочу. Включаю запись, регулирую частоты.
Всхлипнули духовые, заныла скрипка, заплакала виолончель. Затем грубый и пугающий мужской голос понес в эфир что-то жуткое в своей неразборчивости. За точность не поручусь, но приблизительно…
По богатым по царским домам колотить по углам, У ворот деревянных скрипеть, под полозьями петь Любо мне Любо, любо, любо…
Услышав одно такое «любо» какой-нибудь батька-атаман с перепугу застрелился бы из маузера.
Запись длилась недолго, две минуты с небольшим. Вполне, на мой взгляд, достаточно, чтобы посетитель, случайно забредший на сайт холодильного оборудования, одумался и решил поискать счастья где-нибудь в другом месте.
Надеюсь, моя выходка не сильно отразится на рейтинге «кислой десятки». Музончик-то в целом ничего, с кислинкой. Оттяг, как говорится, дает.
Ну все, с заказом покончено. Больше никаких дел до полуночи. А пока можно и вправду побороться с бессонницей. Тем более что она сегодня, похоже… а-у-а (зеваю)… не в лучшей форме.
Во сне приходила утренняя уборщица, вся синяя. Стояла в изголовье, просила снять грех с души. Обещала за это бесплатно вымыть оба окна и покрасить подоконники. Я спросил с иронией, в какой цвет. В правильный, ответила, цвет, в правильный, она уже и синьки навела, полведра. Я-то здесь при чем? — возмутился тогда я и, не просыпаясь, продиктовал ей Пашкин телефон. С ним разбирайтесь, он с родителями живет, у них подоконники шире. Но старушка не уходила, все умоляла, потом начала всхлипывать, противно так, пронзительно, пока всхлипывания не превратились в настойчивый зуммер будильника.
Проснулся невыспавшийся, с тяжелой головой. Вставать — никакого желания. Остается уповать на бодрую музыку и животворящее влияние родного голоса.
Сама собой включилась магнитола, намертво настроенная на любимую волну.
— А вот и я! — зазвенели озорным Маришкиным голоском динамики. Пусть точно так же звенят они сейчас по всей стране, в десятках городов, тысячах квартир, для миллионов радиослушателей… Уж я-то наверняка знаю, кому именно адресовано приветствие. Поэтому спокойно реагирую на следующую фразу. — Сегодняшнюю ночь, как бы цинично это ни звучало, мы проведем вместе. Мне, по крайней мере, хотелось бы на это надеяться. А тебе? — Томная вкрадчивость ушла из голоса, уступая бодрой деловитости. — С полуночи до шести утра в эфире «Нового радио» Марина Циничная в программе «Ночные бдения». А сейчас — моя любимая рубрика…
Заиграл джингл, короткая музыкальная заставка. На фоне задорного балалаечного треньканья и ложечного перестука хор молодящихся старушек пропел с огоньком: «Как увижу, как услышу…»
— Да, да, вы все поняли правильно. Именно: как, пауза, увижу и как, пауза, услышу — и никак иначе! Но если вы все-таки ослышались… тогда звоните нам в студию по телефону… или пересылайте сообщения на пейджер номер… для абонента «Циник» и сообщайте, сообщайте, пожалуйста, как именно вы ослышались, что почудилось вам, что примстилось вместо привычного текста всем известной песни? Звоните, я жду. О! Кажется, дождалась. Да, недолго мучалась старушка…
— Кхе, кхе… Але!
— Прошу прощения. Говоря про старушку, я не имела в виду вас! Здравствуйте!
— Эхм… Здравствуйте, Марина.
— Ну вот, мы уже наполовину знакомы. Вы первая дозвонившаяся на сегодня, представьтесь, пожалуйста.
В динамиках забулькало, зашипело, и скрипучий старческий голос произнес:
— Ульяна Яковлевна.
— Очень приятно! — вторил ему молодой девичий голосок, и не знаю, как какой-нибудь посторонний слушатель, но я-то сразу сообразил, что оба голоса принадлежат Маришке. Обычный прием: первый, «пристрелочный» звонок она почти всегда озвучивает сама, для разогрева аудитории. — И о чем бы вы хотели нам рассказать, Ульяна Яковлевна?
— Экх-ма… Вчера по телевизору повторяли старую картину, «Истребители». Это про военных… кхе… летчиков. И там ближе к концу Марк Бернес поет песню про любимый город, знаете?
— Это тот, который может спать спокойно? Он этого заслужил… Конечно!
— Так вот, я раньше, сколько раз смотрела, ничего странного не замечала, а тут вдруг вслушалась… эмхм… в том месте, где, я думала, про синюю дымку поется, а там — ничего подобного.
— В самом деле? И что же вы услышали?
