Дмитрий Перовский - Конкурс-семинар «Креатив»: Безумные миры
Матросов не учат плавать, чтобы они боролись за спасение корабля ради своих жизней, но я — исключение. Капитан однажды преподал мне урок этого искусства, столкнув за борт. Почему-то это развлекло его, и он повторял урок снова и снова. Благодаря таким тренировкам я легко добрался вплавь до соседнего острова. Странно, но это оказался русский остров — я не силён в навигации, но по моим расчетам он должен быть в сотнях миль отсюда.
Зная мирный нрав туземцев, я без страха вошёл в деревню и направился к большому зданию, которое, должно быть, служило им ратушей. Внутри было множество сваленных как попало деревянных божков, лишь один стоял прямо на высоком постаменте. В другую дверь вошёл нагой старик.
Седой патриарх поднёс мне глиняную чашу со многими гранями. Там была водка, судя по запаху. Я пригубил и собирался вернуть чашу назад, однако старик жестами показал, что мне следует выпить до дна. Я подчинился.
Как в тумане я видел, что старик выпил такую же чашу. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я был измучен событиями этого дня и чувствовал, что вот-вот упаду. Тут патриарх спросил моё имя. Это не был французский или латынь, но ритуальное опьянение позволило мне понять вопрос.
— Меня зовут Луи. Я матрос с того корабля, что заходил к вам месяц назад.
— Здравствуй, Луи. Я Унислав, король этого острова. Нашего бога зовут Царь.
Новоявленные подданные русского царя восприняли свою присягу как крещение, а капитана за мессию. Мужчины были бородаты, женщины заплетали косы. Мальчики проходили инициацию водкой, чтобы считаться русскими.
Я рассказал королю о смерти капитана и о том, что произошло после. Старик кивал, слушая меня.
— Этот Боп хочет называть имена богов, как это делал капитан Анри, — король указал пальцем на небо с быстро летевшими облаками, — у людей не растут золотые зубы, но со временем золота в зубах прибавляется, отчего они желтеют. Слово, произнесённое таким ртом, куда ценней слова из белозубого рта. Как же долго нужно прожить, чтобы зубы стали совсем золотыми?
— Вот взгляни! — я протянул Униславу посмертный подарок капитана, блестящий клык с Южной челюсти. Тот несколько минут заворожено глядел на драгоценность, прежде чем снова заговорить.
Проклятье! Я перестал его понимать! Ритуальное опьянение покинуло нас, поняв это, Унислав собрался уходить. Я вставил резец капитана себе в рот, благо собственного резца давно лишился. Я хотел сказать королю золотое слово, назвать бога по имени или просто узнать, что мне делать теперь.
— Постой, — крикнул я уходящему старику. Тот обернулся и покачал головой. Наверное, это значило, что не существует бога с таким именем.
Я почувствовал себя разбитым и усталым, захотелось прилечь. В углу я нашёл ворох широких листьев, похожих на пальмовые, и заснул, едва опустившись на них. Мне снилось, будто стою на берегу моря и вижу труп капитана Анри, плывущий по волнам. Войдя в воду, я попытался вытащить его на берег, чтобы предать погребению, но мёртвый капитан открыл глаза и попросил не делать этого. Он сообщил, что у него уже режутся новые зубы, лучше прежних.
Боп явился за мной в этот сон. Как недавно и я, он стоял перед Униславом с гранёной чашей в руках. Король что-то говорил боцману, но без ритуальной водки я не мог понять его слов.
— Я требую именем капитана Анри! — загудел Боп угрожающе. Иных интонаций у него не было.
Король гневно отвечал, потом оба схватили по деревянному божку и принялись орудовать ими как дубинами. Размахиваясь, Унислав ударил своим божком меня в висок — я свалился на ворох листьев в углу. Голова разламывалась.
— Я требую именем капитана Анри! — повторил Боп. От него не скрыться ни во сне ни наяву! Вспомнив пригрезившуюся битву, я взял одного из божков — вполне пригодное оружие, хотя боцман справился бы со мной, даже имея булавку против рапиры.
И тут он ушел. Я чувствовал его шаги, сотрясавшие меня ударами сердца. Даже то, что нет никаких надежд выбраться с этого архипелага, не отмеченного на картах, не пугало меня больше, чем расправа боцмана. Я уже упоминал огненную чешую, что носил под кожей этот человек в моих кошмарах — мой страх перед ним был всепоглощающим, лишающим сил и воли.
Спотыкаясь на каждом шагу, вспоминая не добрым словом водку, я вышел из ратуши и направился в сторону моря. У самого берега горел большой сложенный клином костёр. Вокруг него расположилось, наверное, всё население деревни. Как я понял позднее, это была инициация мальчиков в русские.
Завидев меня ещё издали, ко мне направилось трое мальчиков. У них в руках были уже знакомые граненые чаши. И без запаха стало ясно, что внутри плещется божественная водка. Почему именно три? Символизировало ли это Святую Троицу в их странном культе?
Встретились мы на границе теней и отблесков костра. На мгновение, показавшееся мне тогда переломным в моей и без того полной приключениями жизни, языки пламени замерли как волны на картине, висевшей в каюте капитана.
Мальчики что-то говорили мне, протягивая каждый по чаше со священной жидкостью, но слова были не нужны. Я брал чаши и выпивал их. Казалось, что с каждой новой порцией ум мой светлеет, появляется лёгкость во всём теле. Словно меня накрыл девятый вал силы, сейчас я мог возразить Бопу и уложить его наземь одним мановением руки.
Когда я осушил последнюю чашу, в унисон возгласам всей деревни над побережьем раздался гром.
— Русский, русский, русский, — возглашали туземцы.
Я снова мог понимать их речь. Стоя в отблесках пламени и оглядывая всех, я всё ещё не мог осознать, что же произошло.
— Теперь ты русский. Преобразился из юноши в мужа, достойного славных дел. Царь теперь тебя не оставит, — раздался голос Унислава из-за спины. — Что чувствуешь ты?
— Боль, — это слово просто выскользнуло наружу, словно и не было другого. Я действительно испытывал ноющую боль в недавно вставленном золотом клыке капитана.
Она пульсировала и как-будто тянула куда-то.
— Что видишь ты?
Сначала я даже не понял вопроса. И только мгновение спустя, покрутив головой, заметил линию, напоминающую меридиан, тянувшеюся от меня в строну моря. Линия боли, как я назвал её, тянула меня за собой.
— Вижу линию, исходящую от меня.
— Это и есть тот путь, что зовёт тебя. Тогда следует торопиться, ибо скоро очнётся твой недруг. Ты называл его Бопом.
Новость о боцмане меня поразила, словно молния сорвавшиеся из-за туч в грот-мачту, ведь я думал, что он являлся ко мне в бреду.
— Но как? Как это вообще возможно? Ведь я бежал от него, и он никак не мог знать, куда я отправился. Тем более предположить, что весь путь я проделаю вплавь!
