Наталия Шитова - Кира Вайори (СИ)
— Да, и канал грязнущий! — подхватил Шокер.
— Заткнитесь оба! Когда я виновата, я это признаю! — я растолкала их в разные стороны, прошла к стене и села на ящик с инструментом.
— Что это с ней? — встревожился Марек.
— Что, что… Да загнал ты её совсем за эти дни, — проворчал Шокер. — А я добавил, отвлёк, вот об грань и стукнулись… Вагон-то есть у тебя запасной?
— У меня всё есть, — буркнул Марек. — Кроме времени и людей.
— Марек, ты когда сможешь меня назад отправить? — окликнула я его.
— Сейчас вагон вытащим, целый подгоним, и можешь ехать. И домой, отдыхать… Я сейчас пойду распоряжусь, подождите меня.
Марек исчез за какой-то боковой дверью.
Шокер подошёл и сел рядом со мной на ящик.
Через минуту из туннеля раздались характерные звуки перевода стрелки. Похоже, что с какого-то бокового пути подошла маневровая вагонетка и утащила наш вагон в смежное помещение депо.
— Кроха, ты не сердись на меня, пожалуйста. Иногда такие глупости делаю, просто диву даюсь.
— Я не сержусь, Шокер. Не умею я сердиться. Было — прошло. Да и глупости тебе сейчас простительны, это от счастья.
Он усмехнулся:
— Глупости они всегда глупости, и должны быть наказуемы.
Немного помолчав, он вдруг попросил:
— Кира, ты больше не бегай от меня, пожалуйста. Это неправда, что так легче. Не получается легче.
— Андрей, я не бегаю. Я просто отошла в сторону, чтобы вокруг тебя всё было спокойно. У тебя есть Лали…
— Да нет у меня её! — перебил меня Шокер, — Я скажу тебе, как оно есть. Я не люблю Лали. Ты была права, это обычная история: аристократ, крепкий стол и красивая девочка. Так бывает сплошь и рядом, и я ничем не лучше прочих. Надеюсь, что я не конченный негодяй, и я за многое благодарен Лали, но я её никогда не любил. Она это прекрасно знает и простить это мне не может. А я ничего с собой сделать не могу.
— Ну, раз никто из вас ничего сделать не может, значит, всё останется, как есть. Я ведь тоже ничем вам обоим помочь не смогу.
— А я тебе скажу, как будет, — продолжил Шокер. — Я не отпущу от себя сына. Наверное, я обрасту ползунками и подгузниками, и это будет здорово мне мешать, но ребёнок останется со мной. Ему нужна мать, значит, она будет с ним. Я стану заботиться о ней так хорошо, как только смогу. Но я не собираюсь делать вид, что у нас с ней семья.
— Шокер, какая мне-то разница, как это у тебя будет называться? Семья, не семья… «Что есть… что будет». Ещё бы сказал, чем сердце успокоится. Гадальщик!..
— Ты где тут ночевала в эти дни? — спросил он вдруг с любопытством.
— А там в каморке, — я мотнула головой. — Вон дверь в проходе.
— Может, пойдёшь, отдохнёшь?
— Там окон нет. У меня клаустрофобия. Я и не спала там совсем, лежала и боялась.
Шокер грустно улыбнулся:
— Я с тобой пойду. Убаюкаю и страшно не будет.
— На чёрта ты мне там нужен?.. — фыркнула я и поймала его обнимающий взгляд.
— Я просто хочу быть с тобой. Пойдём, — тихо проговорил он. — Пожалуйста.
— Нет, Андрей. Не пойдём.
— Почему?
— Мне уже есть, что вспомнить.
Он снова повернулся ко мне, посмотрел с укором:
— А мне? Мне-то что делать?
— Что хочешь.
— Я не хочу вспоминать, я жить хочу!
— Живи! Я тебе что, мешаю? Ты приехал с Нарратором посовещаться. Вот и совещайся. А потом живи, сколько влезет! У тебя и без меня всё замечательно. Я же сказала тебе: будет плохо — зови. Тебе что, плохо?
Шокер тяжело вздохнул, угрюмо глядя под ноги.
— Понял я всё, — сказал он холодно. — Плевать тебе на меня. Тебе только твои детские фантазии интересны. А таким, какой я на самом деле, я тебе действительно не нужен.
— Это неправда.
— Правда. Я грубый, упрямый, нудный, и долг свой понимаю не так, как тебя устроило бы. И с женщиной хочу быть, потому что хочу её, а не для того, чтобы потом вспоминать. Ты же нарисовала себе картинку и так и сидишь перед ней, вся в соплях. А я туда не вписываюсь, в твою картинку…
— Всё, Шокер! Хватит с меня! — я вскочила на ноги. — Хватит…
Он замолчал, отвернувшись.
Из туннеля выехала другая вагонетка, такая же древняя, разве что чуть-чуть меньше поцарапанная. Марат снова появился на платформе, выйдя из той двери, в которую уходил.
— Кирюш, может, отдохнёшь до утра, и вместе вернётесь? — Марек кивнул на Шокера.
— Что, у тебя совсем-совсем некому будет его провести? — закричала я. — Вот прямо совсем? Во всём Йери нет ни одного завалящего проводника, которому можно довериться?
Марат тревожно посмотрел на меня, оглянулся на Шокера, словно ища у него поддержки. Шокер молчал, сидя на ящике.
— Слушай, Марек… Давай, я тебе денег дам? На проводника. Заплатишь ему хорошенько, чтобы провёл и вопросов не задавал. Сколько нужно?
— Систер, ты спятила что ли?! Ну, не можешь, так не можешь. Найду я способ Шокера на место вернуть. А ты возвращайся, отдыхай, — Марек осторожно обнял меня. — Ну, не буду я больше тебя беспокоить, дурака свалял. Ну, прости…
— Иди к чёрту, бро! — вырвалась я. — Идите вы все к чёрту!
Я рванулась к вагончику.
— Да постой ты, успокойся! — Марат схватил меня за руку. — Успокойся, Кирюша. Нельзя в таком состоянии лететь.
— Можно. Я же порожняком. Себя донесу.
— Я утром полечу на изнанку, по официальному каналу. У департамента операция намечена, мне надо быть на виду. Я свяжусь с тобой завтра, встретимся, надо серьёзно поговорить…
— Хорошо, звони.
Я устроилась на обшарпанном сидении. Марат захлопнул дверь.
Шокер сидел на прежнем месте, низко свесив голову. На меня он даже не взглянул.
Что ж, он прав. В мою детскую картинку он никак не вписывался. Что же я могу поделать, если до сих пор вспоминаю, как мы сидим среди валунов, как боль в ноге дёргает и пульсирует, доходя до самого сердца, а молодой Шокер травит сальные анекдоты один за другим, не давая мне опомнится, и каждый анекдот совершенно мне незнаком, и я смущаюсь и хохочу до слёз, не понимая точно, отчего же эти слёзы, и забываю о боли, и любуюсь лучистыми серыми глазами и доброй улыбкой. Ну, и чем плоха картинка? Тем более, не рисовала я её. Просто помню. Моя картинка, хочу и сижу перед ней, и нечего соваться…
Но Шокер ещё и очень неправ. Таким, какой он есть сейчас, он нужен мне ещё сильнее. Только какой смысл это признавать, если нельзя давать этому волю?
Марат нетерпеливо постучал по стеклу пальцами и вопросительно поднял брови.
— Всё нормально, бро! Поехала я, — проговорила я и нажала кнопку готовности.
Старт… разгон… лёгкий хруст на первой грани. И полёт… И правда, сколько ж я рейсов сделала за эти пять дней? Ни разу за годы работы на курьерский департамент у меня не было таких частых рейсов. Да ещё в челночном режиме.
