Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
Мистер Марло нахмурился.
— Видишь ли, Джим, я хочу позвонить резиденту и сказать ему, что ты здесь. Но я не стану сдавать тебя, пока не проясню для себя это дело и уж, конечно, пока не услышу твою версию событий. А когда ты пойдешь сдаваться, я пойду с тобой и не дам тебя в обиду.
Джим выпрямился.
— Сдаваться? Что ты говоришь, папа?
Лицо отца вдруг сделалось очень старым и усталым.
— Марло не бегают от закона, сын. Ты знаешь: я на твоей стороне, что бы ты ни натворил. Но тебе придется выдержать все, что тебя ожидает.
Джим с вызовом посмотрел на отца.
— Папа, если ты думаешь, что мы с Фрэнком прошли две тысячи миль по Марсу только для того, чтобы сдаться… в общем, зря ты так думаешь. А если кто захочет меня арестовать, то ему нелегко придется.
Филлис слушала брата с круглыми глазами, мать тихо роняла слезы.
— Напрасно ты выбираешь такую линию поведения, сын.
— Напрасно? Ну так я ее выбираю, и все тут. Может, ты все же выяснишь, в чем дело, прежде чем говорить о сдаче? — в голосе Джима появились истерические нотки.
Отец прикусил губу. Мать сказала:
— Пожалуйста, Джеймс, может быть, ты выслушаешь его?
— Конечно, я хочу его выслушать, — раздраженно ответил мистер Марло, — я ведь так и сказал. Но я не могу слушать, как мой родной сын открыто противопоставляет себя закону.
— Пожалуйста, Джеймс!
— Рассказывай, сын.
— Что-то мне уже не хочется, — с горечью сказал Джим. — Называется, вернулся домой. Можно подумать, что я уголовник.
— Прости, Джим, — медленно проговорил отец. — Давай начнем все сначала. Расскажи нам обо всем.
— Ну хорошо. Да, Филлис сказала, что меня хотят арестовать. В чем меня обвиняют?
— Во-первых, пропуск занятий… но это пустяки. Действия в ущерб школьному порядку и дисциплине — я лично не понимаю, что это значит, и это меня не волнует. Главный пункт обвинения — это кража со взломом, а через день добавился еще один — сопротивление при аресте.
— Сопротивление при аресте? Глупости какие! Нас никто не арестовывал.
— Ну а насчет остального как?
— Тоже ерунда. Я у него ничего не крал — у Хоу, у директора, это он украл у меня Виллиса. Да еще насмехался надо мной, когда я хотел взять Виллиса обратно. Кража! Я ему покажу кражу!
— Продолжай.
— Ну, взлом — это было. Я вломился в его кабинет или пытался это сделать. Но он ничего не докажет. Пусть-ка объяснит, как это я пролез в дырку десяти дюймов в диаметре. Отпечатки пальцев мы тоже не оставили. И потом, я отстаивал свои права. Там у него был заперт Виллис. Папа, а мы не можем выдвинуть против Хоу обвинение в краже Виллиса? Почему это только он обвиняет?
— Погоди-ка минутку. Я совсем запутался. Если у тебя была причина воспротивиться директору школы, то я, конечно, на твоей стороне. Но давай разберемся. Что за дырка? Ты прорезал дырку в директорской двери?
— Нет, это Виллис сделал.
— Как мог Виллис прорезать дырку?
— А вот так. У него выросла ручка с таким когтем на конце, и он стал резать. Я его позвал, и он пришел ко мне.
Мистер Марло потер лоб.
— Еще того не легче. А как вы с Фрэнком добрались сюда?
— На метро. Мы…
— На метро?!
Джим набычился. Вступилась мать.
— Джеймс, дорогой, может быть, он расскажет лучше, если мы не будем его прерывать.
— Пожалуй, ты права. Вопросы потом. Филлис, дай мне блокнот и карандаш.
Получив свободу слова, Джим изложил всю историю довольно связно — с того момента, как Хоу ввел в школе инспекции на военный манер, до того, как они приехали на «метро» из Кинии в Харакс. Когда Джим окончил рассказ, мистер Марло поскреб подбородок.
— Джим, если б ты всей своей жизнью не завоевал прочную репутацию упрямого правдолюбца, я бы подумал, что ты сочиняешь. А так придется тебе поверить, хотя это самая фантастическая история, какую мне доводилось слышать.
— Ты все еще считаешь, что мне надо сдаться?
— Ну нет, теперь все предстает в другом свете. Предоставь это мне. Я позвоню резиденту и…
— Минутку, папа.
— Да?
— Я еще не все тебе рассказал.
— Вот как? Расскажи, сын, чтобы я…
— Я просто не хотел путать одну историю с другой. Сейчас расскажу, только ответь мне на один вопрос: разве колония не должна уже переезжать?
— В общем, да, — подтвердил отец. — По расписанию миграция должна была начаться вчера, но ее отложили на две недели.
— Не отложили, папа, это обман. Компания не хочет, чтобы колония в этом году мигрировала. Они хотят оставить нас здесь и вынудить зимовать в Хараксе.
— Что? Это просто смешно, Джим. Землянам не выдержать полярную зиму. Но ты ошибаешься, это просто задержка. Компания ремонтирует энергетическую систему в Северной колонии, а поскольку зима в этом году необычайно поздняя, они хотят закончить ремонт до нашего приезда.
— Говорю тебе, папа, это все отговорки. План состоит в том, чтобы задержать колонию до тех пор, пока не станет поздно, и заставить здесь зимовать. Я могу это доказать.
— Каким образом?
— Где Виллис?
Попрыгунчик опять подался осматривать свои владения.
— При чем тут Виллис? Ты говоришь невероятные вещи. Откуда у тебя эта мысль? Говори, сын.
— Но мне нужен Виллис, чтобы это доказать. А, малыш! Иди к Джиму.
Джим кратко изложил то, что узнал из фонограммы Виллиса, и попросил Виллиса повторить ее.
Виллис был рад стараться. Он передал все разговоры мальчиков за последние дни, воспроизвел марсианскую речь, непонятную вне контекста, и спел «Сеньориту». Но передать диалог Хоу и Бичера он не смог или не захотел.
Джим все еще бился с ним, когда зазвонил телефон. Мистер Марло сказал:
— Подойди, Филлис.
Филлис тут же прискакала обратно.
— Это тебя, папочка.
Джим утихомирил Виллиса, чтобы можно было слышать весь разговор.
— Марло? Говорит резидент. Я слышал, ваш мальчик вернулся.
Отец, помедлив, оглянулся на Джима.
— Да. Он здесь.
— Пусть остается на месте. Я сейчас пришлю за ним человека.
Мистер Марло снова помедлил.
— Нет необходимости, мистер Крюгер. Я еще не закончил говорить с ним. Он никуда не пойдет.
— Бросьте, Марло, не станете же вы сопротивляться законным распоряжениям властей. У меня есть ордер, и я привожу его в исполнение.
— Да? Это вы так думаете. — Мистер Марло хотел что-то добавить, но воздержался и прервал связь. Телефон сразу зазвонил опять.
— Если это резидент, — сказал отец, — я не буду с ним разговаривать, а то скажу что-нибудь не то.
Но это оказался не резидент, а отец Фрэнка.
