Айзек Азимов - Сны роботов
Закончив работу, Инспектор улыбнулся и погладил Марджи по голове. Он сказал маме: «Девочка здесь ни при чем, миссис Джонс. Видимо, сектор географии был несколько ускорен. Иногда это бывает. Я замедлил его до нормального десятилетнего уровня. А общий показатель ее успехов вполне удовлетворительный». И он снова погладил Марджи по голове.
Марджи была разочарована. Она надеялась, что учителя заберут совсем.
Учителя Томми однажды забрали почти на целый месяц, потому что в нем полностью выключился сектор истории.
Вот почему она сказала Томми:
— С какой стати кто-нибудь станет писать о школе?
Томми с видом превосходства взглянул на нее.
— Потому что это не такая школа, как у нас, дурочка. Это старая школа, какая была сотни и сотни лет назад.
Марджи почувствовала себя задетой.
— Откуда мне знать, какие у них там были школы?…
Некоторое время она читала через его плечо, затем сказала:
— Ага, учитель у них был!
— Конечно, был. Только это был не настоящий учитель. Это был человек.
— Человек? Как же человек может быть учителем?
— А что тут такого? Он просто рассказывал ребятам и девчонкам, давал им домашние задания, спрашивал.
— Человек бы с этим не справился.
— Еще как бы справился. Мой отец знает не меньше, чем учитель.
— Не может этого быть. Человек не может знать столько, сколько учитель.
— Спорим на что хочешь, он знает почти столько же. — Марджи не была подготовлена к пререканиям на эту тему.
— А мне бы не хотелось, чтобы у нас в доме жил чужой человек, — заявила она.
Томми покатился со смеху.
— Ты же ничего не знаешь, Марджи! Учителя не жили в доме у ребят. У них было специальное здание, и все ребята ходили туда.
— И все ребята учили одно и то же?
— Конечно, если они были одних лет.
— А мама говорит, что учитель должен быть настроен на ум каждого мальчика или девочки и что каждого ребенка нужно учить отдельно.
— Значит, в те времена так не делалось. И если тебе это не нравится, можешь не читать.
— Я не говорю, что мне не нравится, — поспешно сказала Марджи. Ей хотелось почитать об этих странных школах.
Они не дочитали и до половины, когда мама Марджи позвала:
— Марджи! Школа!
Марджи оглянулась.
— Еще немножко, мамочка.
— Немедленно, — сказала миссис Джонс. — Томми, вероятно, тоже уже пора.
Марджи сказала, обращаясь к Томми:
— Можно, после школы я еще немножко почитаю с тобой?
— Там видно будет, — безразлично сказал Томми и ушел, посвистывая, с пыльной старой книгой под мышкой.
Марджи отправилась в школьную комнату. Школьная комната была рядом со спальней, и механический учитель уже стоял на готове и ждал Марджи. Он всегда стоял наготове в одно и то же время каждый день, кроме субботы и воскресенья, потому что мама говорила, будто маленькие девочки учатся лучше, если занимаются регулярно.
Экран светился, и на нем появились слова: «Сегодня по арифметике мы будем проходить сложение правильных дробей. Пожалуйста, опусти в щель вчерашнее домашнее задание».
Марджи со вздохом повиновалась. Она думала о старых школах, которые были в те времена, когда дедушкин дедушка был маленьким мальчиком. Все дети со всей округи кричали и смеялись на школьном дворе, вместе сидели в классах, а в конце дня вместе отправлялись домой. Они все учили одно и то же и могли помогать друг другу делать домашние задания и говорить о них. И учителя были людьми…
Механический учитель писал на экране: «Когда мы складываем дроби 1/2 и 1/4 — …»
Марджи думала о том, как, должно быть, дети любили тогда школу. Она думала о том, как им было весело.
В лето 2430 от Р. X
Меж полуночью и восходом, когда сон не приходит и все старые раны начинают ныть, мне нередко является кошмарное видение будущего мира, где живут миллиарды людей и каждый из них пересчитан и перенумерован, где нельзя обрести ни искры гениальности, ни одного неординарного ума, ни единой яркой личности на всем битком набитом земном шарике.
Дж. Б. Пристли
— Он согласился поговорить с нами, — сказал Альварес, когда из дверей появился второй мужчина.
— Отлично, — ответил Бантинг, — давление общественного мнения неизбежно должно на него подействовать. Странный тип. И как ему удалось избежать процесса генетической адаптации, ума не приложу. Но говорить с ним будете вы. Меня он раздражает, я даже забываю о вежливости.
Они свернули в коридор, по которому проходила Административная Тропа и где, как обычно, народу было совсем немного. Можно было воспользоваться двигающимися дорогами, но идти было недалеко — всего мили две, а Альварес обожал пешие прогулки, так что Бантинг не стал спорить.
Высокий и худощавый Альварес обладал той атлетической фигурой, которая бывает у человека, стремящегося побольше упражнять мускулатуру, человека, повседневно пользующегося, например, лестницами и пандусами, что подводило его почти к тому пределу, за которым его самого уже можно было обвинить в импульсивном характере. Бантинг, более мягкий и округлый, избегал даже ламп солнечного света, а потому был очень бледен.
Бантинг меланхолично заметил:
— Надеюсь, нас двоих будет достаточно.
— Думаю, да. Мы же намерены сохранить это дело в рамках своего сектора, если такая возможность представится.
— Вот именно! Вы знаете, я все время думаю: почему это должно было случиться именно в нашем секторе? Пятьдесят миллионов квадратных миль семисотого уровня жизненного пространства, и вот — на тебе! Именно в нашем жилом блоке!
— Да, можно сказать, выделились, хотя и в довольно неприятном аспекте, — отозвался Альварес.
Бантинг недовольно фыркнул.
— Но нам с вами это может оказаться на руку, — тихонько добавил Альварес, — особенно если мы сумеем уладить дело без шума. Мы ведь тогда достигнем пика. Достигнем конца. Достигнем цели. Все человечество достигнет. А добьемся этого мы с вами!
Бантинг тут же просветлел:
— Вы полагаете, они могут взглянуть на дело с такой точки зрения?
— Надо позаботиться о том, чтобы случилось именно так.
Их шаги были почти не слышны благодаря пластиковому покрытию на мелко дробленом гравии дорожки. Они проходили пересечения с другими коридорами и видели огромные толпы людей на двигающихся дорогах. Почти повсеместно ощущался легкий запах многочисленных разновидностей планктона. Однажды, почти инстинктивно, они почувствовали, что где-то над ними далеко вверху находится начало одного из гигантских трубопроводов, засасывающих воды океана в глубь города, а где-то поблизости, согласно правилу симметрии, наверняка находится другой, не менее гигантский трубопровод, который далеко-далеко внизу сбрасывает в океан городские стоки.
