Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце
– Черт возьми! Если мне придется снова попасть в Америку, я расскажу, какой видел взрыв, и посоветую президенту от любых других взрывов воздержаться.
– Хотите, Годвин, я напишу это в своей очередной лунной корреспонденции на Землю? – предложила Эллен. – И знаете, что я еще добавлю к ней? Я расскажу людям о морщинах, которые остаются после космических встреч. И не только от космических встреч, но и от всяких других. Иногда на лице, иногда в сердце. Если бы я могла показать вам зеркало, Том… Я подсказала бы вам, какие морщины у меня появились.
– От встреч с Луной? – спросил Годвин.
– Нет. Не только. Начиная со встречи с вами. Лучше, когда морщины бывают без ран.
Глава седьмая. Трещина
Пейзаж Луны изменился. Исчез пепельно-серый покров. Каменное море, по которому двигались путники, казалось глазурью и отливало синеватой сталью с фиолетовыми блестками. Оно напоминало застывший шлак, местами гладкий, как лед, местами волнистый, с расходящимися кругами морщин, шероховатый и пористый.
Эллен вскрикнула, увидев из-за поворота глазурный наст равнины, по которому протянулись две полосы, одна золотистая – к косматому солнцу, другая – нежно-синеватая – к исполинскому шару Земли, висевшему над зубцами горного кряжа.
Эллен сидела на кузове танкетки у самой полусферы и опиралась на железную руку манипулятора.
– Как странно, лунная дорожка на Луне… На Земле верят, что лунная дорожка ведет к счастью.
– Может быть, потому… – тихо начал Евгений.
– Что она ведет к нам на Луну, – договорила за него Эллен. – А эта дорожка ведет обратно, к синему небу, к полутеням, к мягкому рассеянному свету, к дождику, ко всему тому, что мы не ценили дома, на Земле. И, конечно, к счастью…
Том Годвин, шедший рядом, присвистнул:
– До бога далеко, до дома и счастья еще дальше. Конечно, не для тех, кто дома торчит.
– Кого вы имеете в виду? – насторожился Евгений.
– Того, кому всего мало: тепла, комфорта, кофе и виски… кому надо еще перца… притом чужого.
Евгений промолчал.
– Застрял ответ? – осведомился Годвин. – Запейте его коктейлем, который приготовит ваша очередная девушка.
Не сразу послышался голос Евгения:
– Электромагнитный сигнал, мистер Годвин, возвращается с Луны через три секунды. Но в разговоре с вами я предпочел бы измерять расстояние парсеками.
– Чтобы мои слова шли к вам несколько лет? – начал закипать Годвин.
– Лучше несколько поколений, – вежливо ответил Евгений и повернул танкетку за утес так резко, что Эллен едва усидела.
– Мужчины, перестаньте! – возмущенно крикнула она и осеклась.
Танкетка с ходу остановилась.
Разъяренный Годвин так и замер с открытым ртом. Петр Громов и Аникин, ушедшие вперед, стояли неподвижно.
Все молчали.
Лунный шар, когда-то сжимаясь, здесь раскололся, как исполинский орех. Первозданная сила словно мечом разрубила планету. Гигантская трещина пропастью рассекла равнину моря, крутостенным ущельем надвое развалила горный кряж. Части гор сместились. Море делало огромный уступ, простираясь за трещиной уже метров на сто ниже.
Эллен соскользнула с танкетки и подошла к обрыву. Петр Громов придержал ее за руку.
– Да, это страшно! – сказала она. – Почему людей так тянет прыгнуть вниз? Я узнала в Париже, что на Эйфелевой башне за время ее существования произошло более трехсот самоубийств. Человек месяцами смотрит на гигантское решетчатое сооружение, чтобы наконец не выдержать, подняться на верхнюю платформу и… спрыгнуть.
– Что ж, – мрачно заметил Годвин. – Нам уже можно прыгать. Идти некуда.
– Нет, почему же? – сказал Петр Громов.
Он стоял, скрестив на груди руки и глубоко задумавшись. Он смотрел на противоположный, недоступный край трещины. Ее острая кромка была там совсем другого цвета, обведенная красноватой каймой. Розовые пятна причудливым узором отходили от нее на десятки метров, заполняя ямы и впадины равнины.
– Вот это я хотел увидеть больше всего в жизни, – сказал Петр Громов.
– Не знаю, сэр, что вы хотели, но я уже вижу и, к счастью на этой стороне, именно то, что по сердцу всякому, живущему в кредит.
Аникин удивленно наблюдал, как Том Годвин поспешно насыпал пирамиду камней.
– Что это ты? – поинтересовался он.
– Том Годвин платит по векселям, Ван! Спасательная экспедиция, топливо – все за мой счет.
– На котором лишь прожитые годы?
– Все они не стоят последнего часа. Теперь на счете прииск имени невесты.
– Вот как? – заинтересовалась Эллен.
– Золотых слитков не меньше, чем в Нью-Йорке религиозных сект. Забирайте сколько хотите самородков. Их зафиксировал спутник с селеноцентрической орбиты. По контракту с компанией «Америкголд моторс» из десяти заявленных приисков второй – мой! Вот этот! О'кэй!
Аникин брал из рук Годвина темно-червонные острогранные слитки с пятнами слежавшейся пыли в углублениях и возвращал их ему. Тот уже не знал, куда их девать, заполнив карманы скафандра.
– На Луне, – сказал Аникин, – железный гвоздь, привезенный с Земли, становится золотым. По цене. Твои самородки, доставленные с Луны, обойдутся на Земле не дешевле искусственных изотопов золота.
– Лунное золото будет новой международной валютой. Так задумали боссы, – объяснил Годвин. – Уж я-то не буду дураком! Наукой занимались парни с «Аполло», а я…
– Слушай, ты, чудак! – начал было Аникин. Годвин не слушал. Он что-то написал на бумажке и положил ее в вершину горки.
– Не придавливай, – посоветовал Аникин. – И так, пролежит тысячелетия, дождем не вымочит, ветром не сдует.
– Записку можно предъявить и раньше, – сказал Годвин и, вынув бумажку из-под камня, протянул ее Эллен.
Эллен прочла, нахмурилась и молча возвратила.
– В ракете я… выдумал невесту, – буркнул Годвин.
Озабоченная Эллен подошла к Петру Громову:
– Командор. Трещина – это страшно.
– Вы так считаете? – покосился на нее Петр Громов.
– А как вы подумаете, чьим именем назван прииск?
Петр Громов пристально посмотрел на Эллен:
– И поэтому опасаетесь, всяческих трещин?
Эллен посмотрела не на трещину, а на бумажку в камнях, на которой было написано: «Прииск Эллен».
– Объяснение не лишено оригинальности, – сказала она.
– Что там вам объясняют, Эль? – тревожно спросил Годвин.
– Вред трещин, – ответила Эллен.
– Трещину нужно преодолеть, – внушительно произнес Петр Громов.
– К черту, командор! Головой рискуют бедняки, а сейчас вы имеете дело с богатым человеком, жизнь которого в Америке принято оберегать частными детективами.
