Сергей Лукьяненко - Веер (сборник)
– Магазин есть у меня в сумке, – сказал я. – Но там всего четырнадцать патронов. Лучше, чем ничего, конечно…
– Держи. – Дитриш протянул мне оружие. – Тогда он твой.
– Жемчужина, – сказал я. – Немыслимой красоты и цены. А?
– Вот жемчужину я бы пожадничал отдать, – признался Дитриш. – А оружие… я не умею из него стрелять. У меня нет от него важной части и патронов. И вообще тебе оно нужнее.
– Спасибо, – сказал я. – А я свой автомат утопил. В море. Когда спускался со скалы по веревке. У меня была очень прочная, но тонкая веревка. Как нитка на вид. Я ее обмотал вокруг автомата…
– А, знаю, – просиял Дитриш. – Солдат показывал отцу, тот рассказал мне. Вот, приклад откидывается, так… Тут в прикладе специальная рамка, в которую пропускается нить, и зажим, который контролирует спуск. Держишься за ствол и приклад, а пальцем легонько регулируешь скорость… Ты очень умный, Кирилл, если сам до этого дошел!
– Ты даже не подозреваешь, какой же я идиот, – глядя на автомат, сказал я. – Я… в общем, я все делал иначе. Совсем иначе. И чуть не разбился.
– Тогда тебе просто везет, – сказал Дитриш. – Знаешь, это, может, даже и лучше, чем быть умным, но невезучим.
18
Мы почему-то склонны считать, что люди, которые нам нравятся и даже вызывают зависть, все эти успешные спортсмены, популярные артисты, знаменитые музыканты, удачливые бизнесмены – они всегда счастливы. Вся «желтая» пресса, по сути, тем и кормится, что разубеждает нас в этом – «она развелась», «он запил», «эти подрались», «тот изменил». И мы читаем, кто-то брезгливо, а кто-то с радостным любопытством. Читаем не потому, что грешки и беды знаменитостей так уж велики. А потому, что только эта размазанная по газетной бумаге грязь способна нас утешить. Они такие же, как и мы. Они пьют шампанское за тысячу долларов, а мы – чилийское вино. Они едут в Австрию на горнолыжный курорт, а мы – к теще на дачу. Им рукоплещут стадионы, а нас жена похвалила за то, что мусор вынесли. Но все это не имеет значения, если у них та же самая тоска, та же самая печаль, та же ревность и те же обиды.
И мы не замечаем, как сами накручиваем ту пружину, что заставляет их пить коллекционные вина, когда они в них ничего не понимают, а хотят пива, что заставляет их буянить в Куршавеле и драться с журналистами. Потому что чем упорнее макать человека в его проблемы и кричать «Ты такая же скотина, как и мы!», тем сильнее ему захочется ответить: «Нет, нет, не такая, а куда большая!»
Я смотрел на молодого, красивого, умного парня, которого уважает едва ли не все население его маленького мирка, и понимал, что он не слишком-то счастлив. Что пусть в меньшей мере, чем у нас, но незримый пресс ответственности, зависти, неравенства существует и тут. И это может быть удача, а может быть и целиком его заслуга, что он вопреки всему остается хорошим парнем.
– Не сказал бы, что ты невезучий.
Дитриш усмехнулся.
– Я всю жизнь занимаюсь не тем, чем хочу. Семейная преемственность. Если твой прадед в голодные дни раздал все запасы продовольствия и спас город, если твой дед первым построил водохранилище, если твой отец сорок лет был мировым судьей – то и от тебя все ждут… – Он помедлил.
– Подвигов? – подсказал я.
– Да нет… Если бы подвигов! Знаешь, как мне хочется вместе с тобой пойти к этой башне? Но я не пойду. От меня ждут работы. Того, что буду таким же предприимчивым, щедрым, терпеливым, находчивым, как мои предки. Что есть такой вот уважаемый человек Аль Дитриш, к которому и город, и каждый человек может обратиться, если нужда возникнет. Даже жениться, к примеру, я просто обязан на умной, бедной и некрасивой девушке.
Я засмеялся.
– Тебе смешно. А это тоже как традиция. Как легенды проституток про влюбившегося солдата. Только тут все по-честному, Дитриши всегда брали жен умных, но из простых семей. И некрасивых.
– Та девушка в библиотеке, она красивая, – сказал я небрежно.
Дитриш покраснел.
– Ты вино пьешь?
– А то!
Он откупорил бутылку, разлил темное красное вино по бокалам. Пробормотал:
– Красивая… Она еще из богатой семьи. В родстве с правящей династией.
– Зато она умная. Хоть одно условие соблюдено.
– Дурак ты, хоть и из другого мира, – пробормотал Дитриш.
У меня вдруг возникло ощущение, что мы знакомы много лет. И я легко ответил:
– Да ты сам дурак. Ты на своем месте, верно. И подвиги твои вовсе не в том, чтобы с ружьем наперевес карабкаться в гору. Тем более что тебе-то ничего плохого Люди-над-людьми не сделали… Ты на своем месте, тебя уважают. Правильно. Так и делай то, что должно делать. Расти свои апельсины, построй какой-нибудь завод, изобрети чего-нибудь. У вас тут есть чем заняться. Снаряди экспедицию. Не на берег материка руины грабить. А дальше. Нормальные карты составьте. Может быть, вы не одни в этом мире. Если даже все материки погибли, островов-то много. Хоть узнаешь наконец, где вы живете… в Гренландии или в Японии.
Мне показалось, что у Дитриша загорелись глаза. Неужели то, что я предложил, никогда не приходило ему в голову?
– В открытом море опасно, – сказал он. – Только отчаянный человек сунется не к берегу, а в никуда.
– У нас такие отчаянные были, не поверю, что у вас перевелись. Найди капитана Ван Тао. Он очень отчаянный. И, по-моему, нуждается в деньгах. А я у него еще пятнадцать марок спер, – в приступе откровенности добавил я. – Даже больше, если с мелочью.
Дитриш улыбнулся:
– Я ему верну. И спрошу, насколько он отчаянный.
– И женись, – добавил я. – Не расстраивай народ. А то в библиотеку всякие заходят, знаешь ли…
– Туда сопливые дети и старые пердуны заходят, – буркнул Дитриш.
– Ну, дети могут и подрасти…
– Перестань, а? – возмутился Дитриш. – Ты себя ведешь будто мой отец!
– А что? Если я из прошлого, то в какой-то мере твой предок. Могу и покомандовать.
Как ни странно, но Дитриш принялся обдумывать этот аргумент всерьез. Похоже, предков своих он и впрямь уважал.
– Это только если твоя теория верна, – сказал он после размышлений. – Так что не надо тут из себя… старшего брата строить. Лучше расскажи про себя. Ну, про свой мир.
– Да что в нем интересного? – спросил я. – Работал продавцом. Если без красивых слов, то именно продавцом. Продавал компьютерные железки.
– А что это такое?
Я долго объяснял, что такое компьютер. Постепенно увлекся до такой степени, что даже кратко изложил достоинства и недостатки «Висты» по сравнению с «ХР» и высказал свою точку зрения на вечное противостояние «Интела» и «АМД».
– И это ты называешь неинтересным? – пораженно спросил Дитриш. – А ты хотел стать именно продавцом компьютеров?
