Йэн Бэнкс - По ту сторону тьмы
Джейс послал бандамиона вперед. Очутившись метрах в тридцати от Шеррис, он осадил зверя. Животное встало, мотая своей громадной бурой головой. Джейс свесился с седла, глядя на Шеррис.
— Теперь ты довольна, Шеррис? — спросил он. Холодный, пропахший солью ветер уносил его слова в сторону. — Знаешь, что ты наделала? Шеррис молча стояла, растерянная. Туфли промокли насквозь.
— Знаешь? — крикнул Джейс.
Она обернулась на Дом у Моря. Непоколебимая громада стояла как ни в чем не бывало. Даже если Ленивый Убийца все еще бушевал в недрах Дома, на самом Доме это пока не отразилось.
Вновь переведя взгляд на Джейса, она пожала плечами.
— А я еще думал, что люблю тебя. — Джейс покачал головой. Он произнес это так тихо, что Шеррис едва расслышала.
Джейс вытащил из болтавшихся на седле ножен свой узорчатый меч и повернул один из камней. Меч вспыхнул по краям розоватым пламенем.
— Я собирался сделать тебя матерью Бога, Шеррис, — сказал Джейс, заставляя бандамиона переступить еще пару шагов вперед.
Шеррис показалось, что она ослышалась.
— Джермен, — произнес Джейс. — Джермен с Ночного Призрака. Он станет Мессией. Это новый голос новой эры, он перечеркнет все, что мы натворили за последние десять тысячелетий. Новая надежда для следующих десяти тысяч лет.
Он мой, я сам его вырастил, я сохранил ему жизнь. Он весь помещался у меня на ладони. — Джейс взмахнул рукой, в которой держал поводья. — Я воспитал его и дал ему образование. А все, что ты разрушила сегодня, — Джейс кивнул в сторону Дома, — принадлежало ему по праву и должно было стать моим последним даром. Но ты отняла у него все. Сейчас он находится на одном из моих астероидов, астероидов Основания. Джермен сейчас там, и он — твой сын.
Сын? — подумала она.
Бандамион рысью тронулся вперед.
— Твой сын, — заорал Джейс. — Твой и твоего пройдохи — дружка! Я спас эмбрион после катастрофы на Призраке. Он впитал в себя мудрость десяти миленниумов благодаря стимуляции интеллекта. И все это — моя идея. Так что он мой больше, нежели чей-либо еще. Но с биологической точки зрения он — твой сын, Шеррис. В этом нет ни малейших сомнений.
Сын? Джермен?
Джейс подъехал еще ближе. Тяжелые копыта животного шумно разбрызгивали воду.
— Но ведь ты и это разрушила бы, правда, Шеррис? — Джейс приближался. — Как и все остальное, верно?
Я? — подумала она.
Шеррис уже могла различить фасеточные глаза бандамиона, окутанные радугой в пасмурном свете дня. Она попятилась. Время бежать к машине.
— Я сделал бы тебя матерью Мессии, Богоматерью, но ведь тебе на это плевать, не так ли, Шеррис?
Джейс пришпорил зверя. Зажужжали клеммы, и животное опять перешло на рысь, мотая головой. Шеррис отступила.
Меч в руке Джейса загудел. Мелкие капли дождя, попадавшие на полыхающее розовым лезвие, с шипением испарялись в холодном воздухе. Из ноздрей бандамиона тоже валил пар.
— Мы стоим на краю пропасти, Шеррис. — Джейс слегка повысил голос. — Разве ты этого не видишь? — Он прищурил глаза, словно вглядываясь вдаль. — Разве ты не чувствуешь? Мы стоим на вершине, откуда открывается вид на нечто совсем новое, лучшее, невиданное доселе, и я потратил всю свою жизнь на то, чтобы поскорее возникло это новое. Но ведь ты и это сумеешь испортить, да, Шеррис? Ты со своей гордостью, себялюбием, со своей скудоумной жаждой мести обязательно встанешь на пути нашего светлого будущего, разве не так?
Да, конечно, думала она. Я эгоистка, я всегда была тщеславной эгоисткой, и только. А что, если этот сумасброд прав, и мы стоим на пороге нового мира? Конечно, это все старые присказки: людям вечно кажется, что за углом их ожидает нечто чудесное, и они каждый раз жестоко разочаровываются. Но вдруг в конце концов наши безумные надежды сбудутся?
— Но я не допущу этого, — тихо произнес Джейс. Он был уже совсем близко. — У тебя нет оружия. — Он медленно кивнул, — Наверно, я должен благодарить судьбу. Ведь ты не остановилась бы даже перед гибелью собственного сына.
Шеррис перевела взгляд с огромной морды бандамиона на суровое лицо Джейса. Значит, в случае его гибели все остальное тоже уничтожит этот кристаллический вирус. Она не знала, правду ли сказал Джейс, но сама идея была вполне достойной такого психопата, как ее братец.
А Джермен? Он же сейчас далеко, разве может она — даже если захочет — погубить его?
Запросто, подумала она, стоя по щиколотку в вонючей воде. И не только его. Запросто.
Сколько известных истории тиранов казались вначале такими обаятельными людьми. Но кончали все они одинаково.
Мы — раса, обреченная на самопожирание монстрами, которых сами же производим на свет. Разве после всего, что произошло, можно еще на что-то надеяться?
Она снова вспомнила, как они умирали: Миц, пронзенный пикою насквозь; беспомощная, истекающая кровью Зефла, брошенная в палатке на произвол судьбы; падающий в снег Длоан; растворившееся в темноте тело застреленного Синуджа… (И Ферил, разрубленный на куски Ферил; что с того, даже если где-то хранится, ожидая своего часа, его копия неделей младше… а Брейганна, принесенная в жертву планам Джейса, да и все они — Кетео и Либмеллин, Тард и Роа, Хролессер и Бенсил Дорни, да еще Бог знает сколько солипсистов, монахов Гакха и тех безымянных всадников. Все, кто страдал и умер с того дня, когда они с Джейсом разговаривали на стеклянном берегу Иссира.
И мама, подумала Шеррис, помимо своей воли вспоминая эту незабываемую сцену: ей пять лет, она стоит в разрушенном вагончике фуникулера; вокруг полно дыма, крови, разбитого стекла, она испуганно рыдает, ничего не соображая. А ее искалеченная мама с трудом приподнимается и протягивает к ней руку — чтобы прикоснуться, утешить, успокоить, как ей тогда казалось, — и выталкивает ее в холодную серую мглу.
Шеррис припомнила ту безликую женщину в кресле на колесах из своего сна и маленькую, затерянную в снегах станцию. Паровоз запыхтел, испуская клубы пара, так похожие на дым от взрывов.
Пулеметные очереди. Это все, что она запомнила, — ужасный, душераздирающий треск, от которого вагончик содрогнулся, вылетели стекла, и исчезла в красном облаке голова телохранителя. Это стало для нее вторым рождением. У Шеррис сохранились смутные воспоминания из прошлой жизни о маме, о ее теплых, надежных объятиях, но все эти воспоминания принадлежали кому-то другому. А она родилась, глядя на смерть, глядя, как мать, простреленная высокоскоростным снарядом, умирает, успев выбросить дочь из вагончика за секунду до взрыва гранаты.
Моя жизнь началась со смерти и разрушения.
