Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)
Тэдди поднял глаза и в упор посмотрел в очки Дуайта. Ладонь на столе непроизвольно сжалась в кулак.
– Сейчас Эдвард слишком возбужден и взволнован, он еще не вполне оправился после операции, – пришел на помощь Солсбери. – Я думаю, через неделю он будет вполне в форме.
– Ну и отлично. Только одна просьба. Ни в коем случае не покидать Биоцентр. Иначе мы вынуждены будем принять другие меры. Сейчас вы свободны. Мы немного отдохнем.
Когда Тэдди и Солсбери вышли, Роберт с неожиданным проворством подбежал к двери, прислушался и зло зашипел на Дуайта:
– Ты что, с ума сошел – про боеголовки? Нашел с кем советоваться. Заморыш сразу раскусил, в чем дело.
– Ну и что?
– Что-что!.. Этот омоложенный старец, конечно, так ничего и не понял, а у Заморыша глаза заблестели. Он сразу сообразил, что у нас есть кое-какие запасы, до которых не докопались ищейки ООН. А знаешь, чем это пахнет?
– Чем?
– Тем, что мы у него на крючке. Он знает, что он нам нужен и мы его убрать не можем – раз. Он знает, что у нас есть укрытое от ООН ядерное оружие – два. Представляешь, какую цену он заломит за свое молчание и за свой полет?
– А мы на эту цену радостно согласимся. И еще погладим его по головке и скажем, что он великий пилот. И что его незаслуженно забыли. И дадим честное слово передать все сведения о СД в МСК сразу же после возвращения. И сохранить ему пилотские права. И еще многое-многое другое.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Он нас ненавидит и не доверяет нам, так?
– Допустим.
– А раз не доверяет, значит, его никакими обещаниями в это дело не заманишь, так?
– Допустим, так.
– И вдруг он «случайно» узнает, что у нас есть нейтринные боеголовки, за хранение которых положен международный трибунал. Что решит Тэдди?
– Он решит, что мы у него в руках. И будет прав.
– О господи, до чего же ты непонятлив, братец! Теперь у него есть гарантия! Он не верит нашим обещаниям – пусть. Зато теперь он уверен, что при случае может заставить нас выполнить обещания – угрозой разоблачения. И он согласится лететь, посмотришь!
– А если он все-таки сообщит куда надо до полета?
– До полета ему нет никакого смысла делать это. Во-первых, он уверен в своей безопасности. Следовательно, торопиться некуда. А во-вторых, ему все-таки хочется добыть Синий Дым. И даже не из-за обещанной награды. Он из того же теста, что и Солсбери. Ему хочется облагодетельствовать человечество. И, кроме всего прочего, отплатить добром за добро тому же Солсбери, который вернул его из небытия. И поскольку Заморыш человек умный, два против ста, если он не отложит свои разоблачения на потом, после полета.
Роберт помолчал с минуту, что-то обдумывая.
– Все это хорошо, Айк. Но за ним надо следить. Не спускать глаз. И если что…
– Не только за ним. За двумя. Солсбери ненадежен. Пока его спасает полная неспособность разбираться в реальной жизни. Но чем черт не шутит.
– Пожалуй, не за двумя, а за тремя. Не забывай ассистентку. Как-то странно она улыбается…
Джой стояла над самым ручьем на огромном, облепленном почерневшими мхами стволе упавшей пальмы, и глаза ее смеялись.
– Ну что же вы, Эдвард?
А Тэдди не мог двинуться с места и смотрел на нее, словно вырезанную лучом на сумраке лесной чащи: белые брюки, широкий серый пояс, белая кофта, подчеркивающая смуглую кожу обнаженных рук и лица. Она чуть запыхалась и дышала часто, на длинной шее пульсировала жилка, полуоткрытые губы дрожали.
– Ну что же вы стоите?
– Мне показалось, что за нами кто-то идет…
Джой засмеялась, закинув голову, и длинные волосы метнулись за спиной, как черное крыло.
– Так, значит, надо бежать, а не стоять на месте!
Тэдди медленно пошел к ней, раздвигая сплетения лиан и длинные пахучие бороды лишайников. Ноги по щиколотку уходили в пружинящий травяной настил, и после каждого шага в траве оставалась свальная ямка, которая быстро заполнялась зеленой водой.
Тэдди подошел к ней и взял за руку. А вокруг шептался, шуршал и вздыхал темный косматый лес, полный каких-то добрых и ни на что не похожих существ, которые переминались с ноги на ногу вокруг и дружелюбно подмигивали тысячами прозрачных глаз, и кроны двадцатиметровых гигантов укрывали их от света, оставив лишь узкий солнечный луч, который обтекал их и падал в пляшущее зеркало ручья, и от этого в густом влажном воздухе плясали радужные ломкие блики.
– Джой, вам говорили, что вы самая красивая женщина на свете?
– Да.
– Кто?
– Доктор Солсбери.
Она снова засмеялась и потянула его за руку, и они побежали сквозь эту влажную, плотную, зеленую темноту, большие тяжелые листья шлепали их по лицу и по плечам, лианы ловили в прочные сети, они барахтались, пытаясь освободиться, пружинистые корни хватали за ноги, и они падали друг на друга, хохоча до слез, а иногда руки напарывались на колючки, которые царапали, но было не больно, а только весело, потому что лес не хотел им зла – он просто играл с ними, как сильный зверь со своими детьми.
Впереди сверкнуло синее пламя, и лес замер за их спиной. На их разгоряченные, мокрые, исцарапанные лица дохнула соленая прохлада океана.
Узкое лезвие горизонта разделяло два мира: мир синего неба и мир синей воды. Сначала ослепленному взгляду они казались двумя одинаковыми полусферами, лежащими одна на другой. Но постепенно глаза привыкали к сиянию, и, как на пленке, проявлялись детали: зеленовато-желтое в мареве пятно островка с частоколом склоненных к воде пальм – отсюда пальмы казались стилизованными буквами «Т», с забавной аккуратностью расставленными у белой ниточки наката; косые крылья трех яхт, подставленные едва ощутимому бризу; прогулочный катер, похожий на бабочку, которая время от времени пытается взлететь; белая полоса пены, начинающаяся откуда-то слева и, постепенно истончаясь, пересекающая все видимое пространство воды, – это из устья невидимой отсюда реки стартовал реактивный аквалет, давно уже скрывшийся за горизонтом.
Было время отлива, и с обеих сторон обнажился голубовато-черный топкий ил, от которого остро пахло серой. А в обе стороны тянулись бесконечные мангровые леса, раз и навсегда в данном порядке выползающие на сушу.
У самой воды толпились, утонув в иле искривленными ходулями голых корней, исчерна-зеленые риэофоры. За ними неровным поясом расположились серо-зеленые авицении и матово-серые зоннерации. Пепельная полоса бругиеры обозначала извилистую линию суши. А дальше, в глубину знаменитых флоридских болот, уходили лохматые шапки болотного финика и перистые кустарники пальмы нипа.
