Генри Каттнер - Лучшее время года
Шторы были спущены, но из-за них доносился глухой отдаленный рев, который запомнился Оливеру из кошмарного сна. Он провел рукой по лицу и понял, что у него жар и комната плывет перед глазами. Голова болела, во всем теле ощущалась противная слабость.
Услышав скрип кровати, человек у стола обернулся и опустил наушники, которые охватывали его шею наподобие воротничка. У него было властное чувственное лицо и коротко подстриженная черная бородка. Оливер видел его впервые, но сразу узнал эту отчужденность - ощущение непреодолимой пропасти времени, которая разделяла их.
Человек заговорил, в голосе его была безличная доброта.
- Вы злоупотребили эйфориаком, Вильсон, - сказал он равнодушно-сочувственным тоном. - Вы долго спали.
- Сколько времени? - спросил Оливер, с трудом разжав слипшиеся губы.
Человек не ответил. Оливер потряс головой, чтобы собраться с мыслями.
- Клеф, помнится, говорила, что никакого похмелья... начал он, но тут ему в голову пришла новая мысль, и он перебил самого себя: - Где Клеф?
Он смущенно покосился на дверь.
- Сейчас они, вероятно, уже в Риме, на коронации Карла Великого в соборе святого Петра, на рождество, около тысячи лет назад.
С этой новостью было не так-то легко освоиться. Его больной разум отказывался от нее. Оливеру почему-то вообще было трудно думать. Не спуская глаз с человека, он мучительным усилием заставил себя додумать до конца.
- Значит, они отправились дальше. Но вы-то остались? Зачем? Вы... вы Сенбе? Я слышал вашу... Клеф называла ее симфонией.
- Вы слышали только часть. Она пока не закончена. Мне требовалось еще вот это. - Сенбе кивком показал на шторы, за которыми стоял приглушенный рев.
- Вам требовался метеор? - Истина с трудом пробивалась сквозь притупленное сознание, пока не наткнулась на какой-то участок мозга, еще не затронутый болью и способный к умозаключениям. - Метеор? Но...
Сенбе поднял руку, и этот жест, полный безотчетной властности, казалось, снова уложил Оливера на подушку. Сенбе терпеливо продолжал:
- Самое страшное уже позади, хотя бы на время; Если можете, постарайтесь забыть об этом. После катастрофы прошло уже несколько дней. Я же сказал вам, что вы долго спали. Я дал вам отдохнуть. Я знал, что дом не пострадает - по крайней мере от огня.
- Значит, случится что-то еще? - пробормотал Оливер.
Уверенности в том, что ему так уж нужен ответ, у него не было. Столько времени его мучило любопытство, но сейчас, когда он узнал почти все, какая-то часть его существа решительно отказывалась выслушивать остальное. Может быть, эта слабость, это лихорадочное головокружение пройдут вместе с действием напитка...
Голос Сенбе звучал ровно, успокаивающе, как будто он тоже хотел отвлечь Оливера от тяжелых мыслей. Проще всего было лежать так и спокойно слушать.
- Я композитор, - говорил Сенбе. - Переложение некоторых форм бедствий на язык моего искусства - вот что меня занимает. Поэтому я и остался. Все прочие - дилетанты. Они приехали наслаждаться погодой и зрелищем. Последствия катастрофы - к чему они им? Но я - другое дело. Я считаю себя знатоком. И на мой взгляд, эти последствия не лишены известного интереса. Больше того, они мне нужны. Мне необходимо лично проследить их - на это у меня есть свои основания.
На мгновение его острый взгляд задержался на Оливере с тем безразлично-изучающим выражением, какое свойственно врачам. Он рассеянно потянулся за пером и блокнотом, и на внутренней стороне крепкого смуглого запястья Оливер увидел знакомую отметину.
- У Клеф был такой же шрам, - услышал он собственный шепот. - И у других - тоже.
Сенбе кивнул.
- Прививка. В данных обстоятельствах это было необходимо. Мы не хотим, чтобы эпидемия распространилась на наше время.
- Эпидемия?
Сенбе пожал плечами.
- Название вам ничего не скажет.
- Но раз вы можете предупреждать ее...
Оливер с усилием приподнялся на руках. У него промелькнула догадка, и он уцепился за нее изо всех сил. Напряжение как будто помогло мысли пробиться сквозь все возрастающее помрачнение разума. С неимоверным трудом он продолжал:
- Кажется, я начинаю понимать. Постойте! Я пытался разобраться, что к чему. Вы можете изменять историю? Конечно, можете! Я знаю, что можете. Клеф говорила, что она дала обещание не вмешиваться. Вам всем пришлось обещать то же самое. Значит, вы и в самом деле могли бы изменить свое собственное прошлое - наше время?
Сенбе отложил блокнот в сторону. Он смотрел на Оливера из-под тяжелых бровей - задумчиво, мрачно, пристально.
- Да, - сказал он. - Да, прошлое можно изменить, но это нелегко. И будущее соответственно тоже изменится. Линии вероятности переключаются в новое сочетание - только это безумно сложно, и никому еще не позволяли сделать этого. Пространственно-временной поток всегда стремится вернуться в исходное русло. Вот почему так трудно произвести любое изменение. - Он пожал плечами. - Теоретическая наука. Мы не меняем истории, Вильсон. Если мы изменим свое прошлое, то и наше настоящее также изменится. А мир, каков он в наше время, нас вполне устраивает. Конечно, и у нас бывают недовольные, но им не разрешены путешествия во времени.
Оливер повысил голос, чтобы его не заглушил шум за окнами:
- Но у вас есть власть над временем! Если б вы только захотели, вы смогли бы изменить историю - уничтожить всю боль, страдания и трагедии...
- Все это давным-давно ушло в прошлое, - сказал Сенбе.
- Но не сейчас! Не это!
Некоторое время Сенбе загадочно смотрел на Оливера. Затем произнес:
- И это тоже.
И вдруг Оливер понял, с какого огромного расстояния наблюдал за ним Сенбе: расстояние это измеряется только временем. Сенбе был композитором, гением, он неизбежно должен был отличаться обостренной впечатлительностью, но его душа принадлежала той, далекой, эпохе. Город, умирающий за окнами, весь мир сейчас и здесь были для него не совсем настоящими. В его глазах им не хватало реальности из-за коренного расхождения во времени. Мир Оливера был всего лишь одной из плит в фундаменте пьедестала, на котором возвышалась цивилизация Сенбе - цивилизация туманного, неведомого, ужасного будущего.
Да, теперь оно казалось Оливеру ужасным. Даже Клеф... да что там Клеф - все они были заражены мелочностью, тем особым даром, который позволил Холлайе самозабвенно пускаться на подленькие, мелкие уловки, чтобы захватить удобное местечко в "партере", в то время как метеор неуклонно приближался к Земле. Все они были "дилетантами" и Клеф, и Омерайе, и остальные. Они путешествовали во времени, но только как сторонние наблюдатели. Неужели они устали от нормальной человеческой жизни, пресытились ею?
