Антон Первушин - Свора Герострата
— Храм Артемиды…
Мишка понял, быстро прикинул на пальцах; лицо его засветилось.
— Точно! — заорал он радостно. — Вот Игл, вот голова! Набирай, Елен, скорее: «ARTEMIDA».
— Как набирать?
— Заглавными, заглавными.
Елена набрала.
— А теперь нажмите «ввод», — торжествующе произнес Мишка и собственноручно вдавил клавишу «ENTER».
Картинка на дисплее сменилась, строкой побежали латинские буквы.
— Мы в системном блоке, — сообщила Елена, улыбаясь до ушей.
— Быстрее, быстрее. Времени совсем не осталось.
Но подгонять и не требовалось. Они действовали, как по наитию, как хорошо сработавшаяся пара. Мишка тыкал пальцем в дисплей и говорил что-то вроде:
— Вот этот подкаталог раскрой, пожалуйста… Теперь вот этот… Ага, вот оно! Считывай, считывай…
Я только успел подивиться, как все-таки МММ навострился пользоваться современными компьютерами, а он уже взмахом руки подзывал меня к себе.
Я подошел, нагнулся, вглядываясь в выстроившийся на экране список. Сначала не понял, что это за имена передо мной, но потом в голове прояснилось, и все встало на свои места.
Передо мной был список фамилий известных политических деятелей: среди них можно было увидеть имена министров, депутатов Государственной Думы, наиболее одиозных оппозиционеров. Напротив каждой фамилии стояла дата. Я сразу отметил, что это не сегодняшний день и даже не завтрашний. Ближайшая дата относилась к началу следующего месяца… К началу ноября…
В самом низу списка красовалось выделенное особым шрифтом ФИО Российского Президента. А еще ниже располагался совершенный в своей лаконичности приказ:
«ЛИКВИДИРОВАТЬ».
Глава одиннадцатая
— Теперь ты понимаешь, как это серьезно? — вопрошал меня Мишка, бегая в возбуждении по комнате. — Теперь ты наконец понимаешь?
Я рассеянно кивал, думая о другом.
Какой все-таки это брад собачий: заговор с целью захвата власти, с физическим устранением политических лидеров, и все нити в руках сумасбродного маньяка. Понятно, случись такое в романе Чейза, но здесь, у нас, в благословенном Санкт-Петербурге-Петрограде-Ленинграде, где над переворотами смеются в очередях у рюмочной! Нелепость.
Даже технически — как они собираются это провернуть? В наши-то сложносочиненные времена.
Ну а если предположить все-таки, что располагают они необходимыми возможностями? Если действительно стоит за Геростратом сила немаленькая? Что тогда?
Получается тогда, Михаил Михайлович, что втянул ты нас: и меня, и Елену мою — в страшноватую историю, где попахивает порохом, а сильнее — большой кровью. И в случае малейшего промаха — с твоей ли, с нашей ли стороны, что вероятнее — никто уже не поручится ни за твою, ни за нашу безопасность. Свидетелей в этой стране научились убирать быстро и, как ты говоришь, «без проблем». А главное, что хода-то теперь назад нет, нет теперь обратного хода.
— Что ты бегаешь? — сказал я Мишке с раздражением. — Сядь, не мельтеши.
Разговор мы вели тет-а-тет у него на квартире.
Мишка присел, но через минуту снова забегал.
— Я представляю себе это так, — заявил он. — Военно-промышленный комплекс разваливается. Столица не контролирует, может быть, уже и половины того, что от ВПК еще осталось. Закрываются лаборатории, заводы. Специалисты бегут в коммерцию. Перестают быть секретными военные технологии, разработки. Такое иногда по телевизору услышишь — волосы дыбом, до чего люди сумели там додуматься. А с другой стороны взглянуть: если столько всего всплыло, значит, что-то могло уйти еще глубже, в тень. Как если рыбу динамитом глушить: треть на поверхности кверху брюхом, две трети — на дне, понимаешь? Вот и доглушились…
А ребята не везде лохи, кто-нибудь да должен был вовремя сообразить, чем дело пахнет, и под своей опекой пару контор пригреть. Смотришь: и вот тебе секретная лаборатория; во всех бумагах она значится как законсервированная, о существовании ее не знают ни Министр Обороны, ни Президент, ни черт с Дьяволом. А тут не просто лаборатория, тут — целый комплекс разработки психотронного воздействия, выверенная за годы методика, доведенный до совершенства арсенал — чудеса можно вытворять.
А для начала взять специалиста и создать вокруг него группу человек в сто. Из студентов там, начинающих коммерсантов-неудачников — из «обиженных», в общем. Но с условием только, чтобы в никаких партиях они не состояли, в религиозных сектах, в органах — тем более; чтобы были обыкновенные ребята, ты понимаешь? И сделать из них сотню послушных роботов, машин для совершения терактов. А потом остается только выбрать момент и послать их устраивать бойню на политический Олимп, в высшие эшелоны. Идеальный убийца: алиби ему не требуется, плана ухода не требуется, за спиной — незапятнанное прошлое. Выстрелил, тут же на месте откинул копыта, и ищи, кто да зачем. Обстановочку таким образом дестабилизировать, в Кремль влезть, и Вася — кот: можешь переходить к программе-максимум. Расставляй повсюду башни с психотронными генераторами, повелевай: диссидентов и сомневающихся не будет.
— Гладко излагаешь, — признал я. — Тебе бы романы сочинять. Многотомные.
— Не иронизируй, — Мишка нахмурился, посмотрел на меня с подозрением. — Если этих сволочей к власти допустить, всех нас коснется: тебя, меня, Елену твою, маму — всех. Да что там! Будем, как покорные бараны, строить очередное светлое будущее… Подумай только, представь: сыт будешь коркой хлеба и кружкой воды в день, пахать по двенадцать часов, из одежды — мешок брезентовый. И никаких сомнений, никаких неудовольствий по поводу — одно сплошное психотронное счастье.
— Уж какую-то ты очень беспросветную картину нарисовал.
— Так оно и будет. Пойми, я говорю совершенно серьезно. Да мы радоваться должны, что хоть успели вовремя их замысел раскопать. Нам теперь о себе забыть надо, свою жизнь на кон поставить, зубами землю грызть, но падаль эту к власти не пропустить.
Тут он был прав.
Потому у меня и не осталось возможности дать обратный ход, отступиться. Он был прав.
Кто-нибудь другой на моем месте, скорее всего, назвал бы его слова высокопарными, дурно отдающими стилистикой коммунистических позеров недавнего прошлого. Кто-нибудь другой, но не я, потому что на своей собственной шкуре попробовал уже, что это такое — падаль, рвущаяся к власти по трупам невинных жертв. И все, побывавшие ТАМ, выполнявшие бессмысленные приказы, убивавшие и сами падавшие замертво, раскинув руки, на горячие камни, порастерявшие ТАМ житейского цинизма, не увидят, думаю, позы в его словах.
